После третьего встряхивания из Шурки наконец вывалились предметы вымогательства, а из меня – недокуренный «Космос», ключи от квартиры и какая-то мелочь.

Стоящие рядом граждане возмущались не сильно. Ведь не стреляют же. Из своего положения я вижу постового милиционера на стоянке. Но он нас упорно не замечает.

Шурик пытается протестовать, но как-то стеснительно: «Пацаны, пацаны, ну чего вы, в натуре? Давайте побазарим…».

Наконец «пацаны» переворачивают нас и ставят на ноги. «Пацан», что повыше, собирает документы и идет к машине. Там происходит минутное совещание. Вероятно, документы не все. Поэтому длинный кивает второму, и тот намеревается наглым образом тащить нас к джипу. Ну, так мы не договаривались. Мы не Шараповы – Жеглов и Вася Пасюк не прикроют. Извините, ребята, вы там сами разбирайтесь, без нас.

Я, как д'Артаньян, нагибаюсь на ходу, подхватываю с земли ключи, как он – шпагу («пара-пара-парадуемся…), и даю шпоры. „Космос“ с мелочью остаются на память о нашем первом опыте вымогательства.

Зеркала заднего вида у меня нет, но я кожей чувствую, что двое из джипа стартовали вслед за мной. Сам джип пытается вырулить на Лигов-ский, но, ха-ха, движение одностороннее, а поэтому ралли отменяется. Зато каков кросс! Эх-ма! Бабуля, бабуля, с дороги!!! Ух ты, кажется, я перепрыгнул через коляску. Вот что значит вдохновение!

На мосту я стою еще минут пять. Хватаю воздух и решаю, каким путем безопаснее будет возвращаться домой. На мост заползает трамвай. Остановка через сто метров. Еще один маленький рывок.

Номер я не разглядел, но это и не суть, лишь бы подальше и поглубже.

В трамвае ко мне привязывается бабка, пытаясь выяснить, доедет ли она до дома. Я говорю, что не доедет, и она начинает приставать к другим.

Возле метро я соскакиваю и, смешавшись с толпой, спешу на вход. «Зайцем» ездить нехорошо, но денег нет, и я еду, легко перепрыгнув через турникет.

Через двадцать минут я в своем подъезде. Мать уже вернулась. Я готовлюсь к воспитательному процессу. Потихоньку снимаю кроссовки и на цыпочках прохожу мимо кухни в комнату.

Мать сидит на диване и плачет.

– Ма, ты чего? Из-за меня, что ли?

Мать поднимает глаза и подносит к ним платок. Не, это не из-за меня.

– Коля, у меня украли все деньги.

– Как украли, где?

– В столовой, из сумочки.

– Может, потеряла, пойдем поищем. Где-нибудь в зале или в подсобках.

– Нет, нет… Они были. А потом их не стало. Я сама виновата, не надо было с собой брать.

– А сколько, сколько там было?

– Все. Я хотела по магазинам побегать. Вот, заведующая одолжила двадцать тысяч. Получка через пятнадцать дней.

Мать встала и пошла на кухню.

«Ну, с-с-суки!» – падая на диван, обращаюсь я неизвестно к кому.

Полоса. На ум идет затертая фраза: «Нет в жизни счастья». Да. Ничего нет. Ни счастья, ни денег, ни душевного равновесия. Ни-че-го. Одна аэробика, Ви-лы…

Ля-ля-фа…

Картина неизвестного художника конца двадцатого века «Утро на рынке». На фоне голубого весеннего неба несколько рядов деревянных лотков. Лотки богато заполнены товаром. Кисть художника заметила ярко-зеленые огурцы, ярко-красные помидоры, ярко-черные семечки и связки ярко-желтых бананов от фирмы «Чигуита».