— Где? — Катя даже привстала от удивления.

— В нашем кабинете. Мы его из «Матросской» взяли на сутки. Там с ним душеспасительные беседы ведут. Ничем Хасан нас порадовать не хочет. Молчит да жмется. Жмется да молчит. Может, тебя увидит — оттает.

— Он что, опять сбежал? — спросила Катя.

— Опять. Уже третий побег.

— И опять с Камчатки?

— Нет, всего лишь из Потьмы на сей раз. Не дошел, как говорится, до точки.

— Так чего ж ты стоишь! Веди меня к нему. Я его только неделю назад как вспоминала. Очерк для «Милиции» пыталась из себя выжать. Спасибо за кофе, Никит, — сказала она. — Я пойду. Ты уж извини, если я тебя болтовней своей оторвала от дел. Я потом еще загляну.

— Когда? — испугался Никита. — Сегодня?

— На неделе, — успокоила его Катя.

— А-а, всегда пожалуйста, кстати.., у меня потом вопрос к тебе будет о той погибшей подружке.

Иванов пропустил Катю вперед и торжественно повел ее в свой кабинет.

Дома было темно. Значит, Вадька не приезжал. Ну и Бог с ним. Катя захлопнула дверь и включила в передней свет. Эта однокомнатная квартирка в сталинском доме на Фрунзенской набережной досталась ей по наследству. Здесь прежде жила ее двоюродная бабка — старая дева с бурным литературным прошлым. Умирая, она завешала приватизированную квартирку внучатой племяннице.

С тех пор прошло два года. Катя радовалась собственному углу. Родители не возражали, чтобы дочь жила отдельно. «Ей надо работать в тишине, она так много пишет, она очень талантлива», — говорила мама знакомым. А папа занимался ремонтом квартиры, оплачивал коммунальные услуги и подбрасывал дочери деньжат, если подозревал, что она сидит на мели.

Катя сняла шубку и уныло оглядела себя в круглое зеркало, тускло мерцающее в электрическом свете прихожей: вялая, усталая. И правда, в ванну да спать! Она разделась, накинула махровый халат и прошлепала в ванную. Открыла воду и вылила из флакона пену, пахнущую сиренью. Этот запах всегда поднимал ей настроение.

После ванны она перекусила и уселась в кресло перед телевизором. Нажала кнопку пульта: первый канал — «Новости», второй — «Вести», четвертый — грохот полицейского боевика. Она поморщилась, достала из подтелевизионной тумбы кассету и переключилась на видео.

На экране заплясали маленькие смешные человечки. «Белоснежка и семь гномов» — ее любимый мультик. Ленивчик и Ворчун плясали под звуки волынки. Ленивчик... Самое удачное прозвище для Вадьки. Вадим Кравченко и в юные-то годы отличался феноменальной ленью, а уж в зрелые лета... И как его только держат на той работе?

Кравченко в былые времена служил в КГБ. Но в этом он неохотно признавался даже своим близким друзьям, называя свою профессию чем-то средним между «референтом по внутренним вопросам» и «обозревателем широкого профиля».

В 1992 году он внезапно ушел из своей конторы, успевшей к тому времени сменить название, — причины сего дезертирства остались для друзей Кравченко опять-таки неизвестными, — и подался в телохранители. Катя подозревала, что подобная смена занятий проистекала отнюдь даже не из погони за длинным долларом, а из голубой мечты кравченковского детства, никогда, кстати, не высказываемой им вслух.