— Вещи собирать не будешь? — крикнула ему вслед Стерис.

— Мешок в моей комнате, — крикнул в ответ Уэйн. — Под кроватью. Я всегда готов к путешествию, подруга. На случай, если придется отправляться немедленно.

Он повернулся, схватил с вешалки шляпу и выскочил из дома через парадную дверь. Пусть беседуют, спорят и наслаждаются обществом жуткого бессмертного зайчика. А у него дела, с которыми следует разобраться. Ну, по крайней мере одно дело.

Уэйн двинулся на поиски приключений.

Насвистывая, он танцующей походкой сбежал по ступенькам. Мелодия была простая, легкая и знакомая, и в мыслях крутился сопровождающий ритм. Трам-пам, трам-пам, трам-пам. Быстрый, живой. Пружинистым шагом Уэйн двигался по улице, но ему все меньше и меньше нравился цветок. Нет, не годилось подобное приношение для божества, с которым он собирался встретиться. Слишком явное, слишком мягкое.

Продолжая негромко насвистывать, Уэйн задумчиво покрутил в руке цветок. Ничего лучше на ум не шло. Местечко было слишком шикарное: с особняками, садами и слугами, подстригавшими живые изгороди. Даже не воняло лошадиным навозом. В таком месте думать было трудно; всем известно, что лучшие мысли приходят в переулках и трущобах. Там, где мозг настороже, даже в панике — словно догадывается, негодник, что если не будет начеку и не предложит чего-нибудь гениального, то хозяина, скорее всего, прирежут, — и что тогда с ним приключится?

Держать свой мозг в заложниках у собственной глупости — вот как надо делать дело. Уэйн направился к ближайшему каналу и отыскал явно скучающего гондольера.

— Друг мой, — пробормотал Уэйн себе под нос. — Друг мой дорогой!

Да, правильно. Говорить надо так, словно толком не можешь дышать, — аристократический говор Первого октанта, с легкой прибавкой террисийского. Роскошный говор. Совершенно роскошный.

— Эй, лодочник! — крикнул Уэйн, взмахнув рукой. — Эй! Да быстрее же! У меня времени в обрез!

Лодочник заработал шестом.

— Быстрее же, быстрее, друг мой! — кричал Уэйн. — Скажи-ка, сколько ты берешь за день?

— За день? — переспросил лодочник.

— Да-да. — Уэйн запрыгнул в лодку. — Твои услуги понадобятся мне на целый день. — Не дожидаясь ответа, он уселся. — Вперед, сейчас же. Вверх по Четвертому-Пятому каналу, потом направо вокруг центра, затем на восток по Железновратной. Первая остановка в Третьем октанте. Она на меня рассчитывает, чтоб ты знал.

— Целый день, — пылко повторил лодочник. — Да, сэр, э-э-э… милорд…

— Ладриан, — подсказал Уэйн. — Ваксиллиум Ладриан. Мы не движемся. Почему мы не движемся?

Лодочник заработал шестом; трудяга, нанятый на несколько часов, так обрадовался, что даже забыл попросить вперед деньги.

— Пятьдесят, — наконец выговорил он.

— Хм?

— Пятьдесят. За целый день.

— Да-да, отлично, — не стал спорить Уэйн.

«Грязный ворюга, — подумал он. — Пытаешься обдурить выдающегося гражданина и к тому же главу Дома просто потому, что он выглядит немного рассеянным?»

Куда катится мир? Когда его дедушка Ладриан был главой Дома, люди знали толк в уважении. Да в его времена лодочник скорее сам нырнул бы в канал, чем взял хоть на вузинг больше положенного!