— Ммм… — протянула я.
— Черт! — подпрыгнула Рина. — Тойфель это черт!
— Забавно, да? — расхохоталась Владлена. — Поэтому я на него внимание и обратила. Он в Интернете представляется Дьяволом. Мы — Смерть и Дьявол. Нам непременно надо жить вместе. Правда, милый?
Антон обвил рукой неправдоподобно тонкую талию спутницы.
— Конечно. Мы уже подали заявление в загс.
— Свадьба! — захлопала в ладоши Рина. — Поздравляем!
— Поздравляем, — эхом повторили мы с Иваном.
— Я купил дом, — снова пустился в объяснения юноша, — возникла проблема мебели, кухни и всего прочего.
— И что оказалось? — пригорюнилась Владлена. — Предложений полно, магазины переполнены, но…
— А зайдешь внутрь, — закатил глаза Антон, — и плакать хочется. Скукота! Унылые деревяшки!
— Кухни или белые, или коричневые, — вздохнула Владлена, — никаких украшений. Мы хотели заказать по своему дизайну из Италии…
— Только любители спагетти конкретно работать не желают, — пожаловался Антон. — Пошли мы в самый крутой салон, объяснили менеджеру, чего хотим, и услышали в ответ: «Заказ получите через год». Жесть! Я спросил: «Почему?»
— Объяснение улетное, — скривилась Владлена. — Мол, сейчас июнь, в июле-августе итальянцы не работают, все мебельщики в отпуске. В сентябре они раскачиваются, в ноябре сделают чертеж, в декабре у них Рождество, макаронники опять гуляют. Начнут что-то делать, глядишь, Пасха на носу, снова петь и веселиться надо.
— Да еще то, что нам надо, изготовляет только одна фирма, а она маленькая, завалена заказами, — подхватил Антон. — Остальные гонят депрессняк — одинаковые шкафы-стулья в десяти базовых расцветках.
— Ну прямо восторг — зайти к соседям и увидеть у них свою консоль, только не коричневую, а черную! — всплеснула руками блондинка.
— И декор у нее окажется тоскливым, — дополнил Антон.
— Помнится, мамочка мне на выпускной вечер приобрела очень красивое платье, — сказала Владлена, — импортное, его то ли в Польше сшили, то ли в ГДР.
Я, глядя на посетительницу, удивилась. Германская Демократическая Республика? Хм, Берлинская стена[5] рухнула вроде в тысяча девятьсот восемьдесят девятом. Ладно, пусть в девяностом. Но если Владлена на выпускной бал, когда ей было семнадцать лет, надела платье, сшитое в ГДР, значит… да, да, получается, что она семьдесят четвертого года рождения, не позже. Ну надо же, а выглядит максимум лет на двадцать пять.
Я вздохнула. Правда, в холле полумрак, лицо потенциальной покупательницы в деталях не рассмотреть. Но фигура-то у нее девичья. Ну почему некоторые тетушки и в сорок с гаком ухитряются иметь те же объемы, какие у них были в школьные годы, а мне приходится носить пятьдесят второй размер?
— И что? — продолжала тем временем Тод. — Почти все наши девчонки оказались в таких же прикидах, правда разных цветов.
Вполуха слушая дамочку, я снова вздохнула и сама себе ответила на собственный вопрос: а потому, Танечка, что надо перестать жрать. Кто вчера в полночь схомячил макароны болоньезе и залил их чаем? Правда, в нем не было сахара. Но почему ты, заинька, не бросила в чай рафинад? А все дело в том, что госпожа Сергеева решила угоститься еще и пирожным. Вот Владлена, похоже, ест один раз в неделю и только акрид, то есть сушеных кузнечиков.