Рука у мадам Левенштейн оказалась неожиданно крепкой. А голос у этой мелкой и невзрачной на вид тетки был властный и гораздо громче, чем ему следовало бы быть при данных обстоятельствах. Может, это как-то связанно с ее профессией? Либо она пивом круглый год на улице торгует, либо в бане простыни и тазики выдает, сходу предположила моя дедукция. Ей бы еще кожанка с маузером очень были бы к лицу. Цигарка в зубах у нее уже присутствует. Мощная такая карлица! Демон революции твою бога мать..
Пришлось представляться и мне. В каком качестве я был доставлен сюда, я до сих пор так и не узнал. Пока ехали, на все мои вопросы Софья отвечала неопределенно и уклончиво. Единственное, в чем она меня уверила, так это в том, что ни к чему меня этот поход к ее родне не обяжет. И то хлеб!
- Со мной пойдем, поможешь! – скомандовала племяннице любительница Беломора и обе они удалились по коридору, надо полагать, на кухню.
- Пойдемте и мы молодой человек, прошу! – папенька Лев Борисович указующим ленинским жестом направил меня в распашные створки дверей. Я покорно поплелся за профессором, проклиная себя за проявленную вчера мягкотелость. Еще в прошлом бытии мне не единожды приходилось бывать в гостях у родственников моих любимых женщин. Тех, которые снизошли до меня с Олимпа своей богоизбранности. И каждый раз это было то ли экзаменом, то ли кастингом. Я непрестанно чувствовал, что меня осматривают, обнюхивают и ощупывают. Как цыгане чужую лошадь на ярмарке. Решая, свести ее нынешней ночью со двора хозяина к себе в табор или поискать другую, получше. Только, что зубы показать не требовали. Вот и сегодня опять все будет, как всегда. Потому, что народ, подаривший человечеству православие и Христа на кресте, состоит из людей очень консервативных и до крайности обстоятельных в выборе зятьёв.
А квартирка-то знатная, подумалось мне, когда я вошел в зал в три окна, метров двадцати пяти, а то и поболе. Кроме цветного «Рубина», пускающего лаковые блики со своих деревянных боков, у одного из двух окон стоял рояль с закрытой крышкой. Неужто Софья еще и на роялях музицирует, уважительно мелькнуло в мозгу. Ай да Соня! Над инструментом на стене висел портрет красивой женщины. Если бы не ее возраст к сорока, то я бы подумал, что это Софья Львовна. Сходство было поразительным. Если это ее мать, то почему она отсутствует? Посреди комнаты стоял массивный обеденный стол, покрытый скатертью и сервировкой. Профессор взял со стола бутылку коньяка с двумя бокалами и сел в кресло. Мне он указал на соседнее. В зал шмыгнула Софья с какими-то тарелками в руках. Со мной взглядом она почему-то не захотела встречаться. Тем временем профессор наполнил коньяком пузатые коньячные бокалы.
- Итак, молодой человек, как давно вы знакомы с Софьей? – приложившись к своей посудине, спросил он.
Я в это время согревал бокал с коньяком в ладонях, так как бутылку, видимо, недавно достали из холодильника. Вроде бы и ректор Лев Борисович, и даже профессор, а коньяк правильно пить не умеет. А вот я холодный коньяк не пью уже лет тридцать, мстительно подумал я, с завистью оглядывая профессорские хоромы.