- Встань! – велел Нагаев окончательно растратившему весь свой кауказский апломб джигиту.

Мокрый моджахед-наркоторговец сначала с трудом встал на четвереньки и только потом поднялся на две конечности, с трудом преодолевая позывы опять рухнуть на землю.

- Мамедов Гусейн Мурадович, двенадцатого января тысяча девятьсот пятьдесят пятого года рождения, уроженец села Кейчили Шамкирского района Азерской ССР, за систематическое нарушение общественного порядка, за сбыт наркотических средств секретным решением Особого Суда приговаривается к смертной казни через расстрел! Приговор окончательный и обжалованию не подлежит!

Гусейн опять повалился на землю и завыл. Бежать, как я опасался, он даже не подумал. Хулиган и наркоторговец ползал по земле и клялся, что больше никогда, ни за что и ни при каких обстоятельствах! Божился, что прямо сегодня пешим порядком покинет город, а потом и Россию. Поскольку мы были на службе, то, разумеется, мольбам Мамедова мы не вняли и процедура исполнения приговора неумолимо продолжилась. Толик одним рывком поднял Гусейна на ноги, а Вова сунул ему в руку шариковую самописку. Подойдя к лишенцу, я потребовал расписаться в каком-то бланке из своей папки. Невидящими глазами наркоторговец поводил по бумаге и покорно поставил свою закорючку.

Все, что именем Российской Социалистической и так далее, Гусейн, как мне кажется, не слышал. Он тихонько выл на одной ноте и, если бы Еникеев его не держал на своей мощной вытянутой руке, приговоренный упал бы сразу.

Вместе с выстрелом стартовика, расстрелянный Мамедов освободил свой мочевой пузырь и рухнул, как подкошенный на пожухлую листву.

- Не помер бы! – глухо раздался из могилы черняевский голос. Обернувшись, я увидел обеспокоенные глаза и верхнюю половину головы любопытного Блондина.

- Егорыч, я и сам почти поверил, что вы его замочите! – вполне серьезно сообщил перетрухнувший Чирок. – Больно уж вы все по-настоящему тут сделали.

- Ты откуда знаешь, Юра, как оно все по-настоящему то бывает? Тебя, что, расстреливали уже? – хохотнул Вова.

- Не расстреливали, но, наверное, так все и бывает, – невесело донеслось из могилы, где скрылось полголовы моего агента.

Пора было завершать процедуру казни и возвращать расстрельную команду в город. Это Еникееву мы сегодня выписали повестку на целый день, а самих нас с Вовой никто от несения службы не освобождал. Я кивнул Толяну на недострелённого.

- Реанимируй обоссанца! И не жалей воды, нам еще с ним работать предстоит. А ты сними с него браслеты! – велел я Нагаеву.

Понадобилась почти вся двадцатилитровая канистра, прежде, чем Гусейн начал подавать признаки жизни. Сначала он просто пошевелился. Потом повернулся на живот и засеменил на четвереньках, не разбирая дороги, в сторону ямы, где изображал роль трупа Блондин. Вова вовремя перехватил пинком Гусейна, направив его в сторону от ямы.

- Это как же я так промахнулся? – присел я над находящимся в прострации наркодилером, – Мамедов, ты жить-то хочешь, или тебя добить? – уверенности, что азер меня слышит, у меня не было, уж слишком потерянным он выглядел.