Уже второй день Спецкомендатура №2 трясется и потеет, как припадочный эпилептик. Опера, отрядники и сам ее начальник майор Аблаев бегают, будто наскипидаренные. Спецконтингент, то есть условно-освобожденные зеки, уже подвергнуты и продолжают подвергаться обструкции и репрессиям со стороны своей администрации. Они не стонут и не воют в полный голос только потому, что боятся навлечь на себя дополнительные кары от своих сатрапов.
Что-то случилось в этой печальной обители. Но ни в райотдел, ни мне, на чьей территории расположена «спецура» номер два, никаких тревожных сведений о каких-либо форс-мажорах не поступает. Не хотят СКовские выносить сор из своей избы. Оно и понятно, кому нужны сверхнормативные тяготы и лишения.. Забегали и ко мне несколько раз эти, еще позавчера расслабленные, а нынче так взбодренные СКовцы. И каждый раз, не открывая души и причин своей тревоги, пытались провести разведопрос. Не получая конкретных вопросов, на провокации комендачей я не велся. Коль не считают меня достойным своей откровенности, пусть тогда своим умом до всего и доходят.
Дело в том, что в понедельник, допоздна задержавшись на участке, я остался ночевать в опорном. Мало того, что не хотелось куда-то переться среди ночи, так еще и Локтионов опять решил покинуть на ночь свою больничку и устроить себе побывку дома. Присутствовать в квартире и слушать, как он злостно нарушая больничный режим, прелюбодействует во внебрачных отношениях, мне не хотелось. А в кабинете у меня был диван и в шкафу имелись простыни и одеяло с подушкой. Мыльно-рыльные принадлежности в нижнем ящике стола тоже были. Позвонив домохозяйке Соне, я предупредил, что ночевать не приду. В ее тоне ощутимо чувствовались сомнения относительно правдоподобности моей версии. Мне даже было предложено приехать за мной и довезти до нормальной постели и сытного ужина. Но я заупрямился и решительно отказался от навязчивой вдовьей заботы.
Приведя в порядок к завтрашнему дню бумажки и почистив на ночь зубы, я лег спать. Но уже через час сон мой был прерван самым бессовестным и варварским образом. Поначалу я даже не понял, что за жестяной грохот раздается за окном кабинета. И раз, и два, и три. Не включая света, я быстро надел штаны и обулся. Выйдя на каменное крыльцо торца здания, я огляделся. От звезд и Луны было светло, а летняя ночь была тиха и спокойна. Вокруг не было ни души. Думать, что шум мне почудился, одновременно хотелось и не так, чтобы очень. Хотелось, потому что манил уютный диван с подушкой и одеялом. А не очень, потому что признавать себя контуженным придурком мне было некомфортно. Только поэтому я и начал так старательно осматривать все вокруг.
Нет, я пока еще не придурок и мои контузии здесь ни при чем. Все еще крепкая, но ржавая жестяная водосточная труба, спускавшаяся от самой крыши, соприкасалась с железным козырьком крыльца. Отсутствующие решетки на окнах четвертого и пятого этажей комендатуры, завершили логическую цепочку. Понятно откуда грохот. Налицо имела место самовольная отлучка трех «химарей». Удошники, благополучно отметившись на вечерней проверке и дождавшись, когда дежурная смена ментов, заперев все запоры, отправится на отдых, ушли на волю. Может быть, они отправились совершать преступления, а, может быть, просто свалили на блядки. От их самоволки мне ни тепло, ни холодно. Воровать и грабить рядом со спецкомендатурой, то есть на моем участке, тертые жульманы ни при каких обстоятельствах не станут, в этом я был уверен. С другой стороны, такие неподконтрольные процессы на моей земле, это практически, проявление неуважения лично ко мне. А это неправильно и достойно не только порицания, но и наказания.