– Возвращаемся, – подтвердил Мартемьянов.

– К тебе?

– Да нет уж, – со странной улыбкой произнес Федор. Не замечая удивленного взгляда Софьи, медленно прошелся по комнате, остановился у открытого окна. – Мы с тобой, матушка моя, в Москву едем.

– В Москву? – растерялась она, все эти месяцы героически готовившаяся отбыть навеки в Кострому. – Но… как же твои дела? Пароходы? Торговля?..

– Да ведь я же не пузом вверх все эти три месяца пролежал, Соня, – усмехнулся он, глядя в окно. – Как раз вот дела все и утрясал, в Костроме – продавал, в Москве – покупал… Знакомств-то у меня в Первопрестольной немерено, дела встанут да пойдут, и там с голоду не пропадем. Али не хочешь?

– Ты меня, Федор Пантелеевич, не спрашивай. Как скажешь, так и будет.

– И не рада? – не оборачиваясь, пробормотал Мартемьянов. – Сестра ведь у тебя в Москве. Я думал, ты захочешь с ней-то рядом жить…

– Конечно, захочу. И… я рада, правда, – как можно убедительнее проговорила Софья, хотя от неожиданности этого известия еще не успела решить, радоваться или нет. – Когда мы едем, уже завтра?

– Можно и завтра. – Мартемьянов, наконец, отошел от окна, шагнул к столу, на котором лежал толстый кожаный бювар, набитый бумагами, зачем-то открыл его и начал сосредоточенно рыться в шелестящих листах. Софья озадаченно следила за его действиями до тех пор, пока он не вытащил несколько документов и не позвал ее:

– Соня, поди-ка, глянь.

– Я? – окончательно растерялась она. – Федор Пантелеевич, да я же не понимаю в этом ничего…

– Ништо, поглядь, поглядь.

Недоумевающая Софья подошла вплотную к столу и воззрилась на бумаги. Купчая… Еще одна… Какая-то дарственная… И вдруг, увидев вписанную в казенные строки свою фамилию, Софья почувствовала, как по спине холодной стайкой промчались мурашки. Может, почудилось? Нет… Имение Грешневка в Калужской губернии Юхновского уезда… тысяча десятин земли… приобретено в собственность господином Мартемьяновым… Передано по дарственной девице Софье Николаевне Грешневой… с правом продажи и передачи по наследству, а также… Далее она читать не стала, опасаясь, что сходит с ума. Опустила дарственную на стол. Подняла взгляд на Мартемьянова.

Тот по-прежнему стоял рядом. В упор смотрел на нее своими черными глазами, в которых, как и всегда, не было никакого выражения. Софья понимала, что должна что-то сказать, но в горле встал такой крепкий ком, что дышать и то удавалось с трудом.

– Соня, ну? – наконец почти испуганно спросил Мартемьянов. – Что ж ты бледная такая? Худо, что ль, сделал? Думал, порадуешься…

– Федор… Господи… – сглотнув в конце концов саднящий комок, пролепетала Софья. – Господи милосердный, ты… выкупил Грешневку?!

– Ну, выкупил… – настороженно глядя на нее, подтвердил он. – Чин по чину, все бумажки обстряпаны, комар носа не подточит, и земля при ей, тыща десятин, и лес… Все на тебя, в пожизненное владение, как было! Соня, да что с тобой?! Ты гляди, в омморок не свались! Я, что при таком случае делать, не знаю, а Марфа убежавши куда-то…

– Я… не свалюсь, – слабым голосом пообещала Софья, у которой действительно все плыло перед глазами и было только одно четкое ощущение: что она лишается рассудка. О том, что произошло, она никогда даже не мечтала. Грешневка… Милое родное имение, маленькое, запущенное, с одной стороны – лес, с другой – Угра, с третьей – непролазные болота с утками… Грешневка, невозвратно ушедшая за долги больше года назад, после того, как Катерина устроила там пожар, в котором сгорел брат… Господи, неужели это может быть?..