И потому, едва собрав своих людей, взглядом оценив их вооружение и способность в таком состоянии духа к бою, Овсень смело двинул их в обратный недавно пройденному путь. Расстояние не больше восьми тем[47] шагов пешего воя. Однако при всем своем отчаянии и решительности, при всем желании рассчитаться за боль и обиду сотник не забывал, что он за жизни своих людей несет ответственность и потому обязан действовать, со своей головой основательно посоветовавшись. И сразу выслал по паре человек по сторонам от дороги, чтобы нашли противника раньше, чем противник заметит основные силы славян. Остальную же сотню, выдвинувшись вперед, Овсень остановил на въезде в лес, где сразу приметил удобное для засады место – с двух сторон кусты стоят плотно и полностью непролазны для пеших, но эти кусты можно верхами быстро обойти и дорогу запереть. Не использовать такое место было бы грешно.

А лосей с волокушами все так и не было видно, хотя по времени пора бы им было давно с лесной дороги на берег выйти. Похоже, что груз с годовой данью беда постигла, и урмане получили то, чего ждали. Но хотелось дать им и то, чего не ждали, очень хотелось, и не один сотник таким страстным справедливым желанием горел…

Разведчики вернулись вскоре с недоброй вестью.

– Пропали наши… Догнали их урмане. Сейчас рухлядь[48] разбирают и делят… Прямо на месте, кому что достанется. Жадность такая, что друг друга чуть не режут…

– Зато режут наших уже без всяких «чуть». Охранники убиты?

– Не разглядеть… Там все урманами окружено, толкутся, рухлядь друг у друга рвут и пляшут, и за ножи хватаются. Наших за кустами не видно. Один там командует. Остальные ростом ему до плеча. Волосы из-под рогатого шлема соломой до пояса висят. И спереди, и сзади. Ему отдельно складывают, что выберет. Его боятся…

– Конные есть?

– Нет. Только наши лоси у дороги стоят. В волокушах… В пустых…

– Перуну слава! Наш час настал… – Овсень от нетерпения даже в седле выпрямился. – Много ль их там, нечисти грязной, в одном тазу умывающейся?..

– Много больше сотни. Может, даже полторы…

– Значит, все вместе собрались, и больше удара неоткуда ждать… И не боимся мы их великанов. Великана мне, кстати, оставьте… Мой топор по нему плачет… Велемир! Быстро собирай своих в «кулак»!

Тактика «кулака» использовалась в стычках редко, а в крупных сражениях, когда «кулаки» собирались порой большие и мощные, сотня Овсеня никогда не участвовала. Обычно же стрельцы десятника Велемира бывали распределены по одному в каждом десятке простых воев. Простые вои тоже луки и стрелы имеют, но большие сложные луки[49] только у стрельцов, и это понятно – стрельцов сызмальства учат, и руки у них от этих занятий по-особому устроены. По силе с рукой стрельца рука кузнеца не всегда сравнится. Они и составляют в каждом десятке ударную силу, и, чтобы свой десяток поддержать, стреляют выборочно в самых сильных и опасных противников, тогда как остальные бьют всех подряд, и не всегда прицельно, чаще производя обычный обстрел противника навесом. Но в ситуации, когда обычные простые луки могут только навесом бить и противник щиты поднимает, чтобы от стрельных туч укрыться, настоящий стрелец бьет стрелой по прямой линии под щитом, потому что сила лука позволяет ему сделать это. А стрела, пущенная из сложного лука прямо, не знает преграды в броне, и воя, и коня насквозь пронзает, и стоящего следом калечит. И стрельцы, хотя и числятся отдельным десятком, редко собираются все вместе. Но сейчас, по замыслу Овсеня, настал как раз такой момент, когда стрельцов следовало использовать как мощный ударный «кулак», потому что простые вои со своими луками не могли бы справиться с задачей, которая была по плечу только стрельцам.