По расплывшемуся Жениному лицу определить было нелегко, кто же кого выматывает. Щеки его торчали откуда-то из-за ушей, тройной подбородок упирался в ворот финской рубахи, полностью скрывая за собой весьма дородную шею. Год назад, когда Женя ушел из 85-го отделения в «спецуру», по комплекции он был чуть толще Кивинова, да поменьше ростом, сейчас же он был похож на больного, страдающего ожирением.

— Ну, рассказывай, как вы там без меня? Что нового?

— Плохо, Женя, плохо. Как ты ушёл, совсем глухарями заросли. Возвращайся, а, Жень, раз тебе здесь тяжело?

— Э, нет, радость моя. Моё место здесь, — ответил Женя, который за пять лет работы в отделении раскрыл дела два всего лишь. — Ну, выкладывай, зачем пожаловал?

— Меня интересует некто Железнёва.

— Наташенька? Неужто вляпалась?

— Нет, повесилась. Или повесили, что не принципиально, там всё равно отказник.

— Боже мой, а как она делала… — Тут Бомарев поперхнулся. — Так что тебя конкретно интересует?

Кивинов в двух словах рассказал об убийстве.

— Так, сейчас подумаем. — Бомарев почесал бритый затылок. — А ну-ка, позовем кого-нибудь. — Он нажал кнопку на крышке стола. — У меня тут автоматизация, чтобы по гостинице зря не бегать. Сейчас дежурная придет.

И действительно минуты две спустя в дверь постучались, и в кабинет вплыла особа с рыжими волосами и фигурой Мадонны.

«Какая ж это дежурная? — подумал Кивинов. — Это ж вылитая проститутка».

— Нинок, присядь, — указал Женя на кресло. — Расскажи-ка ты мне что-нибудь про Наташку-гимназистку, за мной зачтётся. Пущу сегодня на интуристовский этаж.

Нинок щелкнула зажигалкой:

— А что про неё рассказывать? Она у меня не работала, хотя бывала. В паре она была с Настькой-ложкомойкой. Эта наша бывшая, знаешь?

— А что-то Настьку давно не видно…

— Так она в Швеции, по путёвке, скоро приедет.

— Слушай, а мужика ты с ней не видела, высокого, в зелёной куртке, блондина?

— Ну ты даёшь, Жень. У них каждый день мужиков, как в Бразилии обезьян, и все блондины.

— А ты припомни, он, возможно, не клиент.

— Если не клиент, тогда дай подумать. — Нинок принялась пускать кольца в потолок. — Да, был у неё похожий, пару раз в ресторан приходил, кажется, Владик или Виталик, я не помню. В куртке я его видела один раз — точно, в зелёной. Не знаю, что у них там было, Настька трепаться об этом не любит.

— А Наташка была знакома с этим парнем?

— Думаю, да. Они один раз вместе в ресторан приходили.

— Ну, спасибо, Нинок, ступай. — Женя указал на дверь. — Дежурной по этажу я позвоню.

Путана с улыбкой вышла из кабинета.

— Ну что, ты всё узнал? — обратился к Кивинову Женя.

— Почти. Мне бы ещё адресок Настьки поиметь неплохо, да, пожалуй, баночку «Хайнекена».

— Это можно, — ответил Женя, доставая журнал. — Записывай: Уксусова Анастасия Федоровна, Жукова, 25–100.

Затем он протянул руку к забитому заграничной снедью холодильнику, вытащил оттуда банку пива и сунул Кивинову. За всё время общения он так ни разу из-за стола и не встал.

— Ты заходи, если что. Привет нашим передавай, — произнес он, протягивая Кивинову пухлую руку.

Уходя из гостиницы, Кивинов услышал звонок. Женя жал кнопку.