— Ну что с этой идиоткой делать? Не боится она почему-то нас с тобой, братишка, совершенно. Хотя надо бы.
Теперь оба смотрят на меня спокойно и серьезно. И именно эти их спокойствие и серьезность вдруг пугают меня по-настоящему. Потому что на этот раз они ничего не разыгрывают. Теперь они те, кто есть на самом деле. Нормальные ребята, которые просто делают свое дело. И сделают его несмотря ни на что.
Игры кончились.
Я встаю. Иду в угол, в котором раззявив молнию словно перекошенный от боли рот валяется моя сумка. Отстегиваю от связки с ключами тот самый, заветный, для меня уже на самом деле золотой ключик и молча на открытой ладони протягиваю его Коршунову. Просто потому, что нравится он мне больше, чем Стрельников…
Оба смотрят на мою ладонь с недоверием.
— Вот так просто?
— Вот так просто. Предвосхищая дальнейшие расспросы, говорю сразу — что это за ключ, не знаю. Он был зажат в кулаке у того мужика, которого подстрелили в Порше, а потом добили в больнице. Он мне его вроде как передал, но говорить не мог — только хрипел…
Замолкаю, сглатывая. Перед глазами серые глаза на залитом кровью лице, в ушах — хрип вместо нормальной человеческой речи. Так могло бы хрипеть большое, пока еще сильное, но смертельно раненое животное… Прокашливаюсь.
— Так что только ключ и больше ничего.
Коршунов:
— И все это время он просто висел у тебя на связке домашних ключей?!
Пожимаю плечами, отводя глаза. Смотреть на него тошно. Столько презрения и откровенной, ничем не замутненной злости у него на лице.
— Ну ты и…
Коротко размахивается и бьет меня в живот. Растерянный Стрельников пытается Коршунова перехватить, но не успевает… Господи, как это оказывается больно, когда кулаком прямо поддых!.. Больно и страшно. Потому, что хочешь вдохнуть и не можешь. Ну никак не можешь! А они просто стоят рядом и смотрят, как я корчусь и ловлю ртом неподатливый воздух. И Стрельников продолжает придерживать Коршунова за плечо, чтобы тот еще раз меня не ударил… А у того глаза бешеные и руки дрожат…
Выпускают меня только через неделю. В один прекрасный момент молчаливый и хмурый Коршунов просто отпирает дверь и уходит, оставив ее нараспашку. Ни угроз, не обещаний. Все всё прекрасно понимают. Я молчу — и он ничего не предпринимает. Я начинаю болтать — и тут же получаю по заслугам. Причем ему для этого даже ходить далеко не надо будет. Соседи, черт бы его подрал!
Вылезаю на белый свет и только тогда понимаю, что все это время просидела в подвале собственного дома. В дальней кладовке, в которой не бывала по-моему ни разу с того момента, как закончилось строительство. Изящненько, ничего не скажешь…
Больше всех моему возвращению в мир живых радуется мой продюсер. И тут же начинает требовать сценарий, который пока что так и не написан. Еще очень рады мужики из сервиса, в котором зависла моя машина. Она уже несколько дней как готова, а я куда-то пропала.
Больше радоваться некому…
Друзья давно привыкли, что я объявляюсь на их горизонте весьма эпизодически, зато могу неделями просто не брать трубку при включенном телефоне. Так что они меня и не теряли. А бабушка в отъезде. Вернется только через четыре дня тогда и позвонит.