– Хорошо, уважаемый. Помогу.

– Слово даёшь, да? – Слово.

Будить Петюню Сергей не стал. На Добрынинской их дорожки расходились: егерь приглашал челнока ради его длинноухого транспорта, но неуклюжая тара осталась на ступеньках музейного храма, и вся добыча теперь помещалась в лёгком тубусе. И теперь Петюня мог спокойно заняться своими делами – благо, на Кордоне есть, чем затариться, и ходка в любом случае не будет порожней.

На часах – пять-сорок утра. Небо в прорехах древесных крон только-только начало сереть. Птичья мелочь, не умолкавшая всю ночь, затаилась после дождя и не нарушала предутренний сон обитателей Добрынинского Кордона.

Спали, впрочем, не все. Вслед за егерем на двор вышел Ваха. За спиной у него маячил Умар, и егерь машинально отметил, что юноша действительно совсем не похож на отца. Характерные черты, присущие рождённым в лесу были у него выражены особенно сильно: зеленоватая кожа, янтарные глаза, тонкое, удлиненное лицо, слегка заострённые уши и нос, начинающийся чуть выше линии бровей. Сильваны – их ни с кем не спутаешь.

– Слюшай, Бич, тут такое дело. Умар с парнями на разведку ходили. В сторону Калужской площади всё сплошняком заросло. Проволочный вьюн молодой, крепкий, рубить трудно. Отошли шагов на триста и вернулись – не пройти! А в противоположную сторону, как на заказ, чисто.

– Обычное дело… – с зевком подтвердил Петюня. – Я сколько раз после дождя там ходил, осевая отсюда и до самой Павелецкой почти не зарастает.

Челнок всё-таки проснулся, выбрался на воздух и теперь дрожал от сырости в длинной, до колен, холщовой рубахе. Вчера вечером, получив условленную плату, он стал напрашиваться с Сергеем, а получив отказ – расстроился, надулся, и ушёл спать в амбар, к своему Мойше. И вот, вылез во двор, поучаствовать в проводах.

Сергей задумался. Участок Садового Кольца по Крымскому валу до Калужской площади, имел дурную славу. Подлесок здесь после любого дождя разрастался так, что приходилось прорубать дорогу, тратя по часу – полтора на то, чтобы преодолеть два десятка метров. Если, конечно, не столкнёшься с выводком плюющихся пауков. Эти здоровенные, размером с камчатского краба, создания, особенно опасные в густых зарослях, могли выстреливать липкую нить с капелькой яда на кончике, целя в глаза. Обитатели Чернолеса, они давно расселились за пределами Болотного острова и попадались даже на Шаболовке.

– Пожалуй, двину в сторону Павелецкой. По Садовому, до поворота на Дубининскую, а дальше – как получится. Обойду Павелецкий Омут, потом через пути и дворами, на Кожевническую. Часов за пять, если повезёт, доберусь до Новоспасского моста.

– Ты, брат, поосторожнее… – посоветовал Ваха. – Вода поднялась после дождя, кикиморы на берег полезут. Умар с парнями неделю назад ходил – едва отбились. Верно говорю, сын?

Сильван кивнул. За время беседы он не произнёс ни слова.

– Как-нибудь. Есть там две-три обходные тропки.

– Ну, смотри. По мне – так близко, ох близко к Чернолесу!

– Спасибо за заботу, уважаемый Ваха. Скажи, где тут у вас растут беличьи колокольцы? Надо дать знать Коле-Эчемину, чтобы ждал меня у Новоспасского моста.