Тоболов внимательно прочитал страничку донесения, быстро переговорил с опером и набрал номер майора Рощина. Он знал то, чего не знал, да и не мог знать сотрудник, собиравший материал на Птицу, — он знал биографию погибшего в Агалатово перевозчика тротила Козули. Точнее, некоторые подробности его биографии. В справке, которую Тоболову предложили из следственной службы ФСБ, был — среди прочего — и номер зоны, где перевоспитывался Козлов. В донесении опера, разрабатывающего Воробьева, был указан тот же самый адресок.
Часы стучали… Время приближалось к полуночи. Полковник Любушкин снял очки и помассировал уставшие за день глаза. Часы на столе показывали 23:45. Полковник подошел к окну. В темноте, за мелкой сеткой дождя, лежал огромный северный город, рассеченный на части Невой, разбитый на острова ее рукавами, большими и малыми каналами и речками, стремящийся к заливу, великий и дряхлеющий, с осыпающимися фасадами дворцов и панельных муравейников. С застывшими заводами и разоренными институтами, с нищими бюджетными больницами и переполненными вонючими тюрьмами. С шикарными кабаками и казино, с притонами наркоманов и тайными борделями. С памятниками, садами и парками, с оградами, набережными, соборами и мостами, связывающими воедино берега и острова Санкт-Петербурга.
Полковник устало смотрел сквозь косую сетку дождя. Он, как и большинство людей его профессии, очень остро ощущал ту ответственность, которая лежала на нем лично. Эту ношу Любушкин взвалил на себя в страшно далеком теперь уже семьдесят восьмом, когда молодым следователем перешагнул порог одной из районных прокуратур. Крошечный кабинетик площадью около семи квадратных метров стал тем цехом, где приобретался первый следственный опыт. Дела тогда проходили общеуголовного характера: кражи, грабежи, изнасилования, тяжкие телесные… иногда убийства. О, убийства… в семидесятых и начале восьмидесятых их было на порядок меньше. Нет, на два порядка… Прогремевшее в восьмидесятом году дело группы Феоктистова казалось тогда очень крутым даже профессионалам. Как же — мафия!
Работы было много и тогда. В производстве каждого следователя находилось по восемь-десять дел. Молодой следак пахал от рассвета до заката. Но железное здоровье и молодость позволяли еще и тренироваться по вечерам. Четыре раза в неделю Любушкин ездил на тренировки по карате через полгорода, на проспект Космонавтов. Любопытно, что руководил той секцией некто Павел Кудряшов. Так встретились в спортивном зале два молодых человека, один из которых впоследствии станет широко известным Пашей Кудряшом, а другой — начальником следственной службы УФСБ.
Молодой следак набирался опыта, был замечен и через три года переведен в городскую прокуратуру. А еще через два — приглашен на работу в КГБ СССР. Все это было как будто вчера… Все это было в другом городе и даже в другой стране. Все тогда выглядело твердым и незабываемым. Сотрудники КГБ, организации мощной и информированной, способной решать и решавшей сложнейшие вопросы внутри страны и за ее пределами, видели, разумеется, скрытые язвы и пороки системы. Они могли пресекать деятельность чужих разведок и собственных взяточников, могли своевременно выявлять потенциальных предателей и прогнозировать действия противников.