– Господи, как тут уныло, – заметил Эмери.
– Получше, чем в больнице, – возразил Робби. – Анну должны были поместить в хоспис, но не успели. Умерла.
Эмери нахмурился:
– Извини. Ляпнул, не подумав…
– Ничего.
Робби откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза. Увидел Анну: она сидела на траве, окруженная со всех сторон азалиями. Пчелы забирались в бутоны. Зак с хохотом разжал руки – выпустил зеленую бабочку, которая на миг сверкнула над макушкой Анны и исчезла в небе.
«Робби!» Он ошалело вскинулся. Проснулся. Рядом сидел Эмери и деликатно пытался его расшевелить.
– Послушай, сейчас пойду я. Если хочешь, поспи еще немного, я тебя разбужу, когда выйду.
Робби непонимающе огляделся.
– А Леонард где?
– Пошел прогуляться. На нем лица нет. Хочет побыть один.
– Конечно, – Робби потер глаза, – я подожду.
Когда Эмери ушел, Робби встал, прошелся по комнате. Через несколько минут со вздохом снова опустился в кресло. Отрешенно перелистал журналы и книги на столе. «Трайсикл», «Ньюсуик», «Утне ридер», какие-то брошюры о финальном этапе жизни, работы Виктора Франкла и Элизабет Кюблер-Росс[135].
А под вчерашней газетой – знакомая суперобложка небесной голубизны, украшенная почти карикатурным изображением голых мужчины и женщины, которые под ручку парят над бездной, окруженные сияющей пурпурной сферой. Внизу – тисненые зеленые буквы:
Крылья – человечеству!
Следующий ход – НАШ!
Маргарет С. Бливин доктор исторических наук
Робби взял книгу. На задней стороне обложки было фото молодой Мэгги в белой вышитой тунике: пикантное личико, яркий нимб волос. Она стояла в «Зале полетов» у макета посадочного модуля «Аполлона»[136], а высоко над ее головой парил «Флайер» братьев Райт. На снимке Мэгги улыбалась, приветственно подняв руки. Робби раскрыл наугад:
«…час пробил: на заре Золотого Тысячелетия они вернутся, и мы радушно их примем, наконец-то встретимся как равные, приобщимся к чудесам, которые даны роду человеческому по праву рождения».
Робби взглянул на фронтиспис, на титульный лист, на страницу с посвящением: «Леонарду: он никогда не сомневался».
– Правда, потрясающая книга?
Робби поднял глаза. Ему улыбалась медсестра.
– Ммм… да, – Робби положил книгу на стол.
– Просто невероятно, чего она только не предсказала! – Медсестра покачала головой. – И телескоп Хаббла[137], и пещерного человека, которого нашли в леднике? И турбины, которые могут производить энергию из струи реактивного самолета. О турбинах я даже не слышала, но муж говорит, они существуют на самом деле. Все, что она пишет, вселяет большие надежды на будущее. Правда?
Робби вытаращил глаза, но поспешил кивнуть. Скрипнула дверь. Это вышел Эмери.
– Она немножко заговаривается, – сказал он.
– Лучше всего она себя чувствует по утрам. А в этот час обычно силы ее оставляют. – Медсестра глянула на часы, кивнула Робби. – Заходите. Не удивляйтесь, если она задремлет.
– Ничего. Спасибо вам.
Комната была маленькая, стены окрашены в спокойные тона: серый с оттенком лавандового. Кровать стояла у большого окна, выходившего в сад. Между кормушкой и маленьким прудом, выложенным белой галькой, сновали птицы – щеглы и крохотные зеленые крапивники. В первый момент Робби показалось, что кровать пуста. Затем он увидел, что в нагромождении белых простыней прячется изможденная фигурка. На фоне подушек и валиков она казалась просто карликовой.