Я шел по палубе, и от меня разбегались матросы — настолько я наверное был страшен. Эдакое окровавленное чудовище, упырь, вставший из могилы. Им уже рассказали, что я черный колдун, чернокнижник, которого ждет благодатный огонь костра, и теперь эти придурки прыскали от меня, как тараканы из-под сапог. Только один решился на действия, и выпалил в меня из арбалета. Здоровенного такого арбалета — стрела могла пробить меня насквозь, если бы попала, конечно. Но она не попала. Я ее остановил в воздухе. А стрелок тут же полетел за борт.
Моих соратников — Кендала и Максима — я нашел в носовой каюте, служащей на корабле чем-то вроде тюремной камеры. Сюда сажают буйных матросов, прежде чем принять решение по их судьбе. Оба были сильно избиты, Кендал хрипел и плевался кровью. В груди у него булькало и он практически не двигался. Ему досталось больше всего. Максим, несмотря на кровоподтеки, сломанный нос и надорванное ухо был как всегда невозмутим, а на вопрос о самочувствии махнул рукой:
— Что мне сделается? Я привычный. А вот ему досталось…вдвоем его топтали, твари. Что будем делать, господин? Какие будут приказания?
Приказаний у меня пока не было. Я не сходя с места как мог накачал Кендала здоровьем, запустив регенерацию на разрешенный максимум — больше сделать было нельзя, в противном случае организм съест сам себя. Ему сейчас надо очень много есть и здороветь. Ну а потом мы пошли к капитану.
Капитана я нашел на мостике, окруженного охраной из матросов и стражников. Все ощетинены оружием, целятся в меня из арбалетов и луков, так что пришлось быстренько вставить им мозги на место — повыдергивал из рук луки и арбалеты, а кое-кого швырнул на палубу, как кегли. Ну чтобы не загораживали проход и дали доступ к капитанскому телу. Мне не хотелось его унижать перед командой, поднимая в воздух за ногу.
— Капитан! Сейчас ты разворачиваешь корабль, и поднимаешься по реке туда, откуда меня забрал. И тогда я тебя не убью. И не убью больше никого из твоей команды. Если отказываешься это сделать…
— Нет! Нет, не отказываюсь! — капитан был здоровенным, грубым мужиком лет сорока, явно видавшим виды — совершенно пиратская морда. Но он перепугался так, что едва не наделал в штаны. Особенно тогда, когда Уго подошел, и вдруг встал на задние лапы, заглянув ему прямо в глаза. Да…добрым словом и пистолетом можно сделать гораздо больше, чем просто добрым словом!
Еще я потребовал, чтобы нашли и принесли нашу одежду, а также дали мыло и много воды. Мы вымылись, смыв с себя кровь, пот и нечистоты (нас никто не выводил в сортир!), а когда закончили с мытьем и оделись, я взял пачку бумаги, исписанную красивым мелким почерком, и отправился в камбуз, где под испуганным взглядом кока отправил бумагу в огонь очага. А потом перемешал пепел кочергой. Так, на всякий случай.
Кендал мылся сам — после моего лечения ему стало гораздо легче, он уже не хрипел и не плевался кровью. Хотя и шатался, как дерево под осенним ветром.
Я приказал прибраться в каюте и выбросить трупы инквизиторов за борт, а потом смотрел, как вскипает красная пена там, где мелькают быстрые тела речных гадов. Закономерный конец. Эту организацию вообще нужно уничтожить — всю, полностью! Инквизиция заражена, и давно уже смердит, как гангренозная нога. А такую ногу врачи рекомендуют ампутировать. Иначе смерть всему организму.