Молчание. Лица бледные, лица красные, лица хмурые и оживленные. Люди думают. Стихли разговоры, никто даже не кашляет и не чихает. Только слитное сопение сотен и сотен глоток, да глухой звук ударов копыт лошадей, доносящийся из конюшни. Мда…может наступить момент, когда эти лошади превратятся в живые консервы. А что делать? Если есть будет нечего. А осада похоже что затянется очень надолго…

— А куда мы пойдем?! К степнякам, что ли?! — кричит парнишка из задних рядов — И армия нас кормить не будет, а то мы не знаем армию! И дома у нас уже нет! Не гони нас, Глава!

— Да я и не гоню! — отвечаю искренне, без малейшей фальши — Но мне здесь не нужны те, кто будет смотреть на ту сторону! Мне нужны верные люди!

— Мы верные! Верные! — закричали сразу несколько голосов, и толпа загудела. И тогда я повернулся к капитану латников, которых принял вместе с беженцами:

— А вы что скажете, господа? Вы давали присягу императору. Я вам обещал, что не буду вас неволить. Вы вольны уйти, когда хотите. И вот ваш шанс уйти и сохранить свою жизнь!

— Сохранить ли? — криво усмехается капитан, и с сомнением мотает головой — Инквизиторы в нас точно вцепятся. Карьера наша разрушена, а то и сама жизнь! Нас сразу спросят — почему мы не предпочли погибнуть в бою, почему пришли в замок опального чернокнижника. И неважно, что мы спасали свои семьи и семьи своих товарищей. Я знаю инквизиторов! С ними ничего хорошего не сваришь. Так что я остаюсь. Но те, из моих подчиненных, кто готов уйти — я протестовать не буду. Пусть уходят! Остальные остаются с тобой, Глава, и будут тебе служить, как и я. А с помощью Создателя — как-нибудь отобьемся. Ведь с нами правда! А те, с кем правда — побеждают!

Латники согласно ударили в грудь стальными перчатками, и толпа довольно загудела. Я кивнул, и продолжил:

— И все-таки я вечером открою ворота. Те, кто захочет уйти — должны стоять возле ворот с вещами в руках. Вам дадут продуктов на два дня, и вы можете унести своих вещей — столько, сколько сумеете поднять и вынести. Никто вам не будет препятствовать. И опять же — подумайте, прежде чем сделаете этот шаг! Назад дороги не будет! Ворота для вас закроются навсегда!

Я повернулся и пошел в замок, не слушая крика ишума. У меня были очень важные дела, гораздо более важные, чем этот митинг.

***

— Максим, ты чего гремишь?! — досадую я, когда слышу очередной скрежет — Барби вон ничем не цепляется!

— Так она и поменьше! И видит в темноте как кошка, не хуже тебя, господин! А я на ощупь иду!

Молчу. Забываю, точно. Я-то вижу в темноте почти как днем, Уго — само собой, видит не хуже, и Барби правда видит как кошка. Как Снежка, которая увязалась с нами и радостно скачет рядом с Уго, набрасываясь на него сбоку и яростно пытаясь закусать. Весело засранцам! Для них — все весело! Играют.

Идем долго, незнакомыми переходами — тут я еще не ходил. Поднимаемся, спускаемся, снова поднимаемся. Это самый дальний угол замка. Уго подходит к стене, тычет в нее лапой — я запоминаю, как и что он тычет. Стена отодвигается — бесшумно, как по намазанным солидолом рельсам. Мы проходим вперед, и…я невольно ахаю!