Немного подумав, я дал искусственному интеллекту некоторую свободу воли в выборе формы пусковой трубы и самой гранаты. Пусть поиграет с формами, отличными от простого цилиндра и конуса – может, что-то и найдет. При этом оценка времени, необходимого для расчетов, резко скакнула с двенадцати часов до трех суток, но я решил, что оно того стоит.

– Ну что, готов, художник? – ехидно спросила Лена, выскальзывая из-за приоткрывшейся двери.

Я поднял на нее взгляд и, судя по довольной улыбке подруги, выражение моего лица выдало меня с головой. Лена почти не пользовалась косметикой, но сейчас она слегка отступила от этого правила, правда, я так и не заметил, где именно она применила те хитрые женские приемчики, которые позволяют из просто красивого лица сделать нечто совершенно неотразимое.

Над прической она тоже явно поработала, хотя для меня осталось загадкой, как в условиях сурового казарменного быта ей все это удалось. Глядя на полученный результат, я подумал, что затраченные на его получение сорок минут – срок просто ничтожный.

– У меня нет слов, – совершенно искренне заявил я, убирая со стола чертежи и доставая чистый лист бумаги.

– А вот это зря, – ответила Лена, продолжая хитро улыбаться, – мы, женщины, любим слова, особенно когда они касаются нашей красоты и исходят от сильных и небезразличных нам мужчин. – Давай уже начнем. Мне не терпится посмотреть, что у тебя получится.

Лена поставила стул у двери, где в моей комнате было самое свободное и при этом нормально освещенное место, и опустилась на него, сохраняя на лице легкую улыбку.

– Чуть-чуть поверни голову влево и немного наклони. Нет, в другую сторону. Вот так в самый раз, – я внимательно посмотрел на Лену и заставил вычислитель сделать несколько снимков. – Ну что ж, приступим.

Скользнув в боевой режим, я доверил имплантам почти всю работу. Сам я рисовать толком не умею, и мои таланты художника ограничиваются обычными детскими рисунками. И уж точно карандаш и бумагу я впервые взял в руки только здесь, на Земле.

Весь процесс создания портрета занял минут двадцать, причем три четверти работы пришлось на последние пять минут. Почти все остальное время ушло на адаптацию имплантов к непривычному занятию. Лена все это время неподвижно сидела на стуле, стараясь не менять выражения лица и не шевелиться. Для вида я изредка поглядывал на нее, отвлекаясь от рисования, и, честно говоря, чувствовал себя немного некомфортно, понимая, что в чем-то вновь обманываю близкого мне человека. Впрочем, на подобные неприятные ситуации я уже привык не обращать особого внимания.

– Готово, – сказал я и даже не успел взять в руки лист с рисунком, как Лена уже оказалась у стола и горячо задышала мне в ухо, встав сзади и внимательно разглядывая свой портрет.

– Ну, ты даешь, Нагулин. Слушай, а есть что-то в этой жизни, чего ты не умеешь?

– Конечно. Я не умею писать стихи и сочинять музыку, пою песни голосом мартовского кота, ничего не понимаю в целой куче гуманитарных наук, и вообще я человек с военно-техническим уклоном – этакий продвинутый солдафон, интересующийся в основном разным стреляющим железом и умеющий с ним неплохо обращаться.