– «Кувалда-1» отбой, – тратить крохи боезапаса MЛ-20 на то, чтобы напугать немецкую разведку я счел не слишком разумным.

Наша оборона молчала, и немцы пошли вперед. Не думаю, что танкисты «троек» испытывали большой энтузиазм. Поле перед ними было уставлено сгоревшими искореженными обломками машин восьмого танкового полка уже пытавшимися сегодня прорвать наш заслон, казавшийся, на первый взгляд, слабым и несерьезным.

Майор Егоров оказался командиром с очень гибким мышлением, что в Красной армии, к моему большому сожалению, встречалось нечасто. Потенциал попавших в наши руки трофеев он оценил сразу, и мои предложения, связанные с их использованием, воспринял с большим энтузиазмом.

Помимо девяти танков, которые удалось оживить и вывести с поля боя своим ходом, нашлось еще двенадцать машин, неспособных самостоятельно двигаться, но вполне пригодных в качестве неподвижных огневых точек.

Восемь из них мы отбуксировали на подготовленные пехотой огневые позиции на флангах нашей обороны и тщательно замаскировали, а три оставили на месте, примерно в двух сотнях метров впереди первой линии окопов, развернув их лобовой броней в сторону противника. Копать для этих машин окопы мы не стали, но повысить живучесть выносных огневых позиций все же сочли необходимым.

Среди полностью непригодных к использованию танков противника нашлось несколько «трешек» и пара «четверок» с сорванными башнями. Имея девять исправных танков, нам не составило большого труда перетащить их корпуса к новым позициям, развернуть боком и установить в качестве редутов напротив каждой из огневых точек. Теперь из-за импровизированных баррикад торчали только башни танков, а их корпуса были недоступны для поражения из танковых пушек.

Эти три неподвижных танка мы с майором изначально списали в потери, планируя подставить их под огонь немецких гаубиц, а, возможно и под удары пикирующих бомбардировщиков. В каждой из огневых точек находилось два добровольца – наводчик и заряжающий. Делать из них смертников мы с Егоровым не собирались. По условному сигналу они должны были немедленно покинуть машины и укрыться за обломками вражеской бронетехники в восьмидесяти-ста метрах от своей позиции, но это потом, а сейчас именно эти три орудия первыми открыли огонь по наступающим немецким танкам.

Первыми выстрелами добиться прямых попаданий не удалось, но немцы ощутимо занервничали. В ответ их танки открыли огонь с коротких остановок. Несколько снарядов ударило в «редуты», один с воем ушел в рикошет от башни Т-IV.

У немцев не было задачи брать штурмом наши позиции. Они должны были лишь вскрыть систему огня, чтобы потом их гаубицы могли ее подавить, но для того, чтобы заставить стрелять все наши пушки, требовалось создать реальную угрозу прорыва, а как это сделать имеющимися силами, немецкий командир не понимал. Приказ гнал его вперед, но, судя по всему, входить в зону эффективного огня 75-миллиметровых пушек наших трофейных танков немцам очень не хотелось, и когда один из Т-III дернулся и застыл, истекая дымом, а из его люков начали выпрыгивать на снег танкисты, офицер, командовавший разведкой боем, счел свою задачу выполненной, и цепь немецких танков начала пятиться, продолжая вести огонь из пушек.