Строили планы и мы. Пора было задуматься о расширении поселка и строительстве отдельных коттеджей для семейных пар, а то нехорошо, когда две-три семьи под одной крышей живут. Думали мы и над расширением номенклатуры выпускаемой продукции – говорили о корпусной мебели и фурнитуре к ней. И о том, как будет после войны.

Пока Таня выходила в комнату, Исаак Лаврентьевич сунул мне объемистый бумажный пакет с деньгами и ведомость:

– На-ко вот распишись. Тут твоя прибыль.

– Вот спасибо, а то я растратился.

– Понимаю. Дело молодое. Да с такой женщиной и не растратиться?! На свадьбу не забудь пригласить…

Долго задерживаться у нас Шмит не стал, комендантский час – он и в Африке комендантский час, а ему еще ехать и ехать.

Тянуть до полуночи с вручением подарка я не стал. Кольцо Татьяне очень понравилось, она вся расцвела от удовольствия и поцеловала крепко-крепко…

Чуть не опоздали со сборами к Кобуловым.

Из воспоминаний старшего сержанта Нечаева командира танка 2-й танковой роты Брестской отдельной штурмовой бригады

…После нового ранения, полученного в боях на Смоленском направлении, я с весны и по июль месяц пролежал в госпитале. Откуда меня выписали и направили к себе в часть. От положенного мне после ранения отпуска отказался. Ехать было некуда. Родные под оккупацию попали. Вот и поехал я сразу же к себе в бригаду.

На вокзале, покуда ждал поезд, в углу около печки в зале ожидания приметил грязного со свалявшейся шерстью вислоухого маленького щенка. Он, прижавшись к печке, грустно смотрел своими умными и всепонимающими глазами на окружающих его солдат. Кто-то из сердобольных парней положил перед ним кусочек сухаря. Щенок его попробовал, пару раз куснул и прижал к себе. Таким он мне показался жалким и одиноким, что я решил его взять с собой. Протянул руку – щенок ее понюхал и ткнулся мордочкой мне в ладонь. Вот так мы с ним и подружились. Всю дорогу щенок никуда не отходил от меня. Чтобы он не потерялся, я из ремешка от командирской сумки сделал ему поводок. На частых остановках поезда мы вместе гуляли и играли на перроне, и на нас завистливо смотрели остальные.

До Москвы наш поезд добирался двое суток. Приходилось долго простаивать на полустанках, пропуская эшелоны, шедшие на юг.

Приехал на базу, а бригады-то и нет, только отдельные подразделения на месте остались. Ну и такие же, как и я, прибывшие из госпиталей и восстанавливающиеся после ранений по расположению, болтаются. Приятно было видеть знакомые лица товарищей, с кем мы вместе сражались в Белоруссии и здесь, под Москвой. Всю ночь проговорили, вспоминая боевых товарищей и погибших друзей. Играли с Печкиным, так общими усилиями назвали щенка. Его помыли теплой водой, досыта накормили тушенкой, и он превратился в веселого, красивого и пушистого пса. Дежурный весь голос сорвал, чтобы мы улеглись спать и перестали мучить животное.

Наутро в кадрах после проверки всех документов меня определили в танковую роту командиром среднего танка «Т-44—76»[99].

Экипаж подобрался знающий и боевой. Все «старики» с опытом боев прошлого года. Мехвод и заряжающий воевали в Белоруссии, там же получили ранения и горели в танках. Радист пришел в бригаду под Москвой, здесь же под городом в декабре был тяжело ранен и долго лечился. Дело свое они знали туго, и проблем у нас не возникало.