Она не поверила своим ушам.

– Если я выиграю? Если?

Он никак не отреагировал на ее замечание.

– Но если гонку выиграю я, вы с Мисси придете ко мне в гости на ужин. На вегетарианский ужин. Я неплохо готовлю, когда есть настроение. Мы сядем втроем, выпьем вина и поговорим. Растопим лед или хотя бы попробуем растопить. Нам вовсе не обязательно становиться лучшими друзьями, я этого и не жду. Очень трудно изменить точку зрения человека, полного предубеждений…

– У меня нет никаких предубеждений!

– Но может быть, нам удастся установить нормальные соседские отношения. Вы одолжите мне чашку сахара, я одолжу вам пачку масла, что-то типа того. Если никто из нас двоих не выиграет эту гонку, то пари отменяется и все остается как есть.

– Правильно ли я поняла? Вы хотите заключить пари, что можете выиграть у меня эту гонку? Позвольте мне быть откровенной, мистер Кэри. Судя по вашему внешнему виду, вы – типичный белый американец, злоупотребляющий жирной пищей и далекий от спорта. Если вы выложитесь на трассе, все закончится судорогой в ногах, надорванной поясницей или сердечным приступом. Вам не выиграть у меня эту гонку. Никто не выиграет у меня эту гонку. А теперь, я вас очень прошу, дайте мне спокойно закончить разминку.

– Ясно, – сказал Скотт. – Я понял. Вы боитесь заключать пари. Я так и думал.

Теперь она начала поднимать другую ногу, но снова отпустила ее.

– Господи боже с прицепом. Хорошо. Давайте заключим пари. И оставьте меня в покое.

Скотт улыбнулся и протянул руку:

– Нужно скрепить договор рукопожатием. Чтобы вы не смогли отвертеться, когда проиграете.

Она фыркнула, но все же пожала ему руку. У нее было крепкое рукопожатие, и на мгновение – буквально на долю секунды – ему показалось, что он разглядел ее настоящую улыбку. Вернее, намек на улыбку, однако у него сложилось впечатление, что она умеет улыбаться, когда позволяет себе делать это по-настоящему.

– Хорошо, – сказал он и добавил: – Замечательно поговорили.

Потом развернулся и пошел обратно к своим трехсотым номерам.

– Мистер Кэри.

Он обернулся.

– Почему это так важно для вас? Потому что я… мы… представляем угрозу для вашего мужского самоощущения?

Нет, подумал он. Потому что в следующем году я умру, и прежде чем это случится, мне хочется сделать хоть что-то правильно. И это что-то не будет связано с семейной жизнью, здесь у меня все плохо, или с сайтами для сети универмагов, потому что эти ребята не понимают, что их бизнес напоминает артельную мастерскую по производству двуколок на заре автомобильной эры.

Но он не сказал этого вслух. Потому что она не поняла бы. Да и как ей понять, если он сам не понимал?

– Нипочему. Просто так, – наконец ответил он.

И ушел прочь.

В десять минут десятого, с небольшим опозданием, мэр Дасти Кофлин встал перед колонной из восьмисот с лишним бегунов, растянувшейся почти на четверть мили. В одной руке он держал стартовый пистолет, в другой – портативный мегафон. Бегуны с номерами до ста, включая Дейдре Маккомб, стояли ближе всех к линии старта. Скотта в его четвертой сотне окружали мужчины и женщины, которые встряхивали руками, делали глубокие вдохи и доедали последние кусочки энергетических батончиков. Многих из этих людей он знал. Женщина слева, поправлявшая зеленую повязку на голове, владела местным мебельным магазином.