Скакать это так, фигура речи. Опытным путём (по частоте падений Аркадия с лошади и связанных с этим остановок), установили, что передвигаться им рациональнее быстрым шагом. На рыси скорчившийся в непривычном (определённо не английском) седле Аркадий, в рекордном случае, смог продержаться около пяти минут. Вы будете смеяться, но он, поначалу, даже порадовался, что никто его в этой идиотской позе, «Паганель на ишаке», не видит. Потом ему такие мелочи стали безразличны. Оставалось утешаться тем, что при такой скорости они поднимают меньше пыли и, следовательно, с большей вероятностью могли избегнуть внимания татар.
Следующие несколько часов, бог знает, сколько, на часы он не смотрел, Аркадию запомнились как один из самых страшных кошмаров в его жизни. После второго падения, отдал часы, выключенные мобильники и джипиэску Ивану, для лучшей сохранности. Причём, проклятая кобыла и не думала возле него оставаться при его падениях, как перед этим, возле мёртвого хозяина. Пару раз нога Аркадия застревала в стремени, и кобыла убедительно ему демонстрировала, что татары-то его берегли, когда таскали по степи. Но, кажется, бог озаботился в этот день защитой жизни дурака всерьёз. По-крайней мере одного, конкретного. Ивану каждый раз приходилось тратить время на поимку проклятой твари. Впрочем, от его жеребца у неё было шансов убежать не намного больше, чем у Аркадия на своих двоих от неё. Удивительно, что он во время этих падений, Бог знает, скольких, ничего не сломал себе. К концу путешествия (непонятно куда) он уже с ностальгией вспоминал татарских ублюдков.
«Ну, подумаешь, убили бы. Зато быстро. И не было бы этого бесконечного мучения. Господи, боже мой, когда же это кончится?!»
Кошмар закончился вечером, при свете заходящего за горизонт Солнца. У Аркадия не было даже сил обрадоваться долгожданному сообщению.
— Приехали.
С лошади (опять пыталась укусить!) сполз на автомате. Ссыпался на землю и застыл в странной, если не сказать сильнее, позе. Ненадолго. Стёртые с внутренней стороны чуть ли не до костей бёдра и начисто отбитая задница, уже не ныли, а жгли, будто их кто-то припекал самым натуральным огнём. Бёдра снаружи, локти, плечи, спина, затылок… также имели ушибы и ссадины, но куда менее болезненные. Весь многострадальный организм требовал заботы, лечения и покоя. Разве что ласки, особенно активной, не хотелось. С кобылой… наобщался. «И вряд ли скоро захочется, хватит с меня езды на лошади».
Аркадий несколько раз, очень осторожно, сменил позу, но легче от этого не стало. Растёртые и ушибленные места продолжали гореть огнём и жечь похлеще, чем от крапивы. Выть от боли не хотелось только потому, что на вытьё не было сил. Да и не уважал он мужиков, чуть что, жалующихся на боль. Шипел потихоньку, пытаясь найти положение, в котором бы боль была поменьше. Однако, если тело — сплошной синяк и ссадина, это задача — практически не разрешимая.
Естественно, интерес к внешнему миру у Аркадия в этот момент существенно снизился. Что там делал Иван, не нагрянули ли татары, поляки, пусть хоть зулусы или массаи, его не интересовало. Да хоть атака подводных лодок с воздуха, как раз место подходящее, не до них.