Делая вид, что не расслышал, Чернышев продолжал:

— Что это значит?

— А значит то, что нашему терпению приходит конец! Хватит! — вразнобой закричало несколько голосов. — Для чего держат нас тут? Чтоб перемёрли все?

Федор отчётливо услышал низкий бас Осипа.

— Веди полки на Кубань!

И сейчас же толпа загудела.

— На Кубань! По куреням!

Чернышев повернулся к Великому, что‑то сказал вполголоса. Тот, сейчас же выйдя из круга, поспешил в землянку. Вскоре он вернулся, неся свёрнутый в трубочку лист бумаги. Когда крик постепенно начал утихать, Чернышев поднял руку.

— Черноморцы, браты! Тут крикуны подбивают вас забыть присягу и на Кубань по хатам самовольно разойтись! Не можно это!

— Ишь ты, — бросил Собакарь через плечо Дикуна, — як прикрутило узлом, так сразу в браты записался…

Чернышев посмотрел в ту сторону, где стоял Дикун. Взгляды их встретились. С минуту они словно боролись взглядами. Наконец Чернышев, не выдержав, отвёл глаза.

— Не можно того! — вновь выкрикнул он. — Вам того не ведомо, что стоять тут нам повелел сам государь–император! Вот! — Чернышев потряс в воздухе бумажным свитком, взятым из рук Великого. — «А полкам стоять лагерями до нашего на то высочайшего указа. Павел», — прочитал он.

— Слышали?

— Дозвольте, други–товарищи, слово молвить! — Дикун вошёл в круг, стал вблизи Чернышева. Постепенно всё затихло. Федор видел сотни смотревших на него глаз и сердцем почуял, что казаки верят ему.

— Други! — голос Дикуна зазвенел в морозном воздухе. — Гляньте на себя! Одна сирома тут, окромя их. — Он указал на сбившихся кучкой старшин. — Все, кто мог откупиться, остались там, по куреням! А в польском походе с Чепегой кто был? Такая ж сирома, как мы…

— Не слушайте его! — Великий шагнул вперёд. — Такие, как он, на смуту вас подбивают.

Толпа взорвалась. Сотни гневных голосов перекрыли голос Великого.

— Брешешь! Правду Дикун говорит! Нажились на казацких харчах! Лопнете скоро от сала!

Дикун поднял руку.

— Тише, други!

Постепенно все смолкли. Федор повернулся к Чернышеву.

— Бот ты, пан полковник, твердишь нам, что эта бумага подписана самим царём. Так до бога высоко, а до даря далеко, ему нужд наших не видно! А вот наш тебе сказ: уводи полки на Кубань! Такова наша воля. Правильно я речь веду?

— Верна–а! На Кубань!

— А не поведёте нас, — сами уйдём. Оставайтесь тогда одни, ждите, пока смерть придёт.

— Верно! Сидим тут, как квочки, и не на войне и не дома.

Выждав, пока казаки угомонились. Чернышев заговорил:

— Не могу! Нет, не могу уйти без высочайшего указа. — И немного погодя: — Но обещаю, что сегодня же отпишу о нуждах ваших и требованиях главнокомандующему, а он самому государю донесёт. Надеюсь, что ответ не заставит ждать. Через месяц–другой вам, черноморцы, дозволят уйти по куреням… А пока — расходись! Кулеш уже, должно, поспел.

Казаки нехотя, медленно расходились с майдана.

— Ну, Дикун, — изогнув по–воловьи шею, прошипел Чернышев. — Помни, здесь тебе не Сечь Запорожская, а царёво войско. — Лицо полковника побагровело от злости. — Эдак и до Сибири достукаешься.

Федор только прищурился.