— Тут, посчитай, все такие. У кого деньги водятся. те других за себя выставили…
«Правду говорит», — в душе согласился с ним Леонтий.
И вспомнился ему тот вечер, когда согласился он идти в поход. Опутал его Кравчина, провёл меж пальцев. Верно говорил Андрей Коваль: «Не клади, Леонтий, пальцы Кравчине в рот, враз отхватит».
Не верил раньше. Да Анна открыла глаза, рассказала, как обвели его Кравчина с атаманом.
Малов с горькой усмешкой оглядел свою новую одежду — штаны из битого молью сукна, дешёвую свитку.
«Эх, казак, казак! — подумал он, — Как был ты, Леонтий, голытьбой, так и остался!»
— А по мне, коли нет войны, то и скука, — вмешался в разговор другой казак, — Без войны казак не казак.
— И то правду говоришь. Без дела казаку негоже, — согласился с ним Дикун.
— А ну, тихо вы, горлопаны! — свистящим шёпотом, метнув бешеный взгляд, проговорил стоящий впереди казак. — Люди богу молятся, а они горланят!
Малов стал смотреть на алтарь, поблёскивавший дешёвой позолотой. Священник, задрав кверху седую бородёнку, с деланной горячностью молился о даровании победы русскому оружию.
В церкви становилось все душнее, пахло ладаном, горелым воском, потом.
Снова невесёлые мысли нескончаемой чередой потянулись в голове Леонтия.
«Вот, может, доведётся на чужбине голову сложить. А Кравчина все богатеть будет. И даже не вспомнит…»
Малов оглянулся назад, где стояли казаки Кореновского куреня: ни одного богатого, все бедняки. Бросил взгляд на Дикуна.
В голове мелькнули другие мысли: «Если живым вернусь, получу походные деньги — хозяйством обзаведусь…»
В думах не заметил, как и молебен кончился. Окропил священник стоящих водой — и все тронулись к выходу.
Вышли черноморцы, построились по полкам и двинулись за крепостные ворота. Следом потянулись подводы.
Солнце поднялось, пригрело по–весеннему. Сырой снег осел и на шляху перемешался с грязью.
С камышовых кровель падали тяжёлые, словно свинцовые, капли…
Провожающие шли до последних хат, а там остановились. Поотстали и мальчишки, цеплявшиеся на подводы. Только воробьи, поспевая за конским следом, долго прыгали за колонной.
Шагали молча, нестройной толпой, скользя по размякшей земле. Голо, неприветно было в заснеженной степи.
«Куда‑то выведет меня эта дорожка? — думал Леонтий. — К счастью либо к могиле?»
И было ему всё равно, куда идти и что делать…
Глава VIII
Седьмые сутки шли полки берегом Кубани по Дмитриевскому шляху, что вёл из Екатеринодара на Ставрополь. В Усть–Лабинской крепости сутки отдыхали, получили на месяц провиант и тронулись дальше. Миновали Ладожский и Казанский редуты, впереди Кавказская крепость, а там четыре перехода — и Ставрополь.
В Ставропольском укреплении предстоял небольшой отдых, после чего полки должны были взять маршрут на Астрахань.
Версты на полторы растянулись сотни и обоз. Идти тяжело, грязь липкая, ноги засасывает, колеса по самую ступицу тонут, кони постромки рвут. Особенно трудно пластунам — казачьей пехоте.
Полковники Чернышев и Великий решили вести полки ночью, когда подмораживало.
Весь путь Собакарь, Шмалько и Половой старались держаться вместе — с разговорами вроде легче идти. Шли обочиной дороги, по непримятому снегу, перебрасывались шутками.