—        Хай! — приветственно подняла руку хозяйка собачки.

—        Хай! — радостно откликнулся Ванька.

—        Гуд дей, — поздоровалась и Елизавета Павловна.

Девушка спросила что-то по-английски. Тараторила, как трещотка. Порядком подзабытый английский Елизаветы Павловны не позволил понять вопроса.

—        Ай донт андестенд, — сказала она гордо.

Ей здесь не нравилось все. Принципиально! Зачем ребенку взяли няню-украинку? Иван и так уже говорит на смеси русского и английского, так зачем мальчику еще и хохлядкий акцент? Все-таки он — коренной москвич. Причем как минимум в третьем поколений.

Елизавета Павловна чрезвычайно гордилась принадлежностью своей семьи к настоящей московской интеллигенции. Интеллигентов не из того отряда революцией призванных, бывших ра-бочих-крестьян, что как грибы поперли в инженеры после революции, а из настоящих, потомственных. Ее муж-был профессором Московской консерватории, а родители мужа, дворяне, были из медиков.

Ее собственный отец преподавал в Бауманском училище. Елизавета Павловна предпочитала забывать, кем работала ее мама, пока не вышла замуж за преподавателя Бауманского. А мама ее, уроженка села Горюново Липецкой области, бежав от голода, пристроилась в Москве домработницей в дом молодого ученого, того самого преподавателя, Павла Алексеевича Бахметова.

Кроме няни, ей, конечно, не нравилась повариха. Слишком уж по-простому та готовила. За ту зарплату, что ей платят, могла бы расстараться и готовить, ну, попознавательнее, что ли. Китайская кухня, итальянская, французская, наконец! А то сплошные блины, борщи да прочая кулинарная «Рассея». Ей-то, самой, ничего не надо — она давно на молочной диете, но Ваня же растет! Да и Оленька похудела, почернела, прямо скоро в мулатку превратится!

Следующим после поварихи шел Макс. И хотя тот угождал старушке, как мог, из последних, надо сказать, сил, один взгляд на его бандитскую рожу портил Елизавете Павловне настроение. .

Но больше всего ее возмущали американские цены. Это просто наглость какая-то! Тертые техасы, которые Оленька купила себе и ребенку, стоили как ее пенсия за полгода. И это не вместе, а каждая пара! С ума можно было сойти от таких цен.

—        Ба, это ж настоящий «левис», — убеждала ее Оля, разглядывая восхитительные потертости на джинсах.

—        Хоть правис, — сердилась бабушка. — Штаны и есть штаны.

Оля посмеивалась над бабушкиными причудами, но иногда бабуля доставала ее не на шутку своими мелкими придирками. К тому же ей и самой обрыдла эта Америка, а бабушка только подливала масла в огонь.

Оля пыталась изобрести что-нибудь, чтобы нейтрализовать бабушкину активность, направить ее в мирное русло.

—        Макс, надо придумать план «укрощения бабули», — обратилась она к верному стражу-телохранителю.

Макс, у которого Америка тоже сидела в печенках, так он соскучился по настоящему делу, охотно подключился к заговору...

Кроме всего прочего бабушку разочаровали и фитнес-центры.

—        Одни негры, — поджала она губы после первого же посещения.

—        Бабуль, да ты расистка? — удивилась Оля.