Морекопов же прославился, добившись десятилетнего условного срока своему подзащитному банкиру, зверски расчленившему из ревности любовницу — восемнадцатилетнюю «мисс Караганду». Эмма представил весь этот кошмар в виде агрессивного инфантилизма, сравнив душегуба с ребенком, который хочет узнать, что там внутри у любимой игрушки. Он даже обратился к присяжным с просьбой поднять руку, если кто-то из них никогда в жизни не потрошил дареную куклу и не залезал под капот детского автомобильчика. Никто не поднял…

Защиту Меделянского «Эмма» построил на двух китах. Во-первых, он напомнил, что его клиент — обладатель золотого диплома «Верный друг Америки». Чуткий к симпатиям Большого Заокеанского Брата, брюссельский суд принял это во внимание. Во-вторых, сославшись на авторитет Пушкина, Морекопов объявил: русские писатели вообще ленивы и нелюбопытны, а его подзащитный даже на этом малокультурном фоне — чудовищно дремуч. Он не только не читал «Затерянный мир», но даже никогда не слышал о сэре Артуре Конан-Дойле. Такое объяснение вполне устроило судей, по секрету считавших Россию снежными джунглями, заселенными дикарями в шубах, — и угроза длительного тюремного заключения отпала. Теперь оставалось свести к минимуму штраф. Опытный Эмма придумал гениальный ход — объявил Гелия выдающимся диссидентом, сподвижником Сахарова, а его книжку про Змеюрика — едкой сатирой на советскую Империю Зла с ее агрессивным военно-промышленным комплексом. Летающие ящеры — это просто саркастическая аллегория, намекающая на межконтинентальные ракеты «Сатана». В качестве последнего довода Морекопов хотел представить высокому суду внутренний отзыв военной цензуры, которая, как помнит читатель, сомневалась в целесообразности публикации повести.

Полковник, заведовавший спецархивом, смекнув что к чему, запросил за документик огромную сумму. Кроме того, немалых расходов требовала вялотекущая, но дорогостоящая тяжба с Арендерук и наследниками Шерстюка. А тут еще отставленная юридическая жена Дора затребовала свою долю в бизнесе и открыла третий судебный фронт, угрожая предать широкой гласности зверства спецотдела фирмы «Змеюрик лимитед», выбивавшего долги из честных предпринимателей. Да и первая, зуболечебная супруга никак не унималась. Заручившись поддержкой влиятельной феминистской организации, она потребовала денежной компенсации за то, что в период создании плодоносного образа Змеюрика подвергалась нещадной сексуальной эксплуатации со стороны автора. Это был уже четвертый фронт…

Булькнула старая верная «Моторола», и автор «Кентавра желаний», не допив приютский кофе, пахнущий почему-то сожженным автомобильным сцеплением, распечатал конвертик: