– То есть как?

– А вот так. У меня на руках всего лишь копия решения суда, а тут значится: развести Игоря Кирилловича и Анастасию Егоровну Мединовых; присвоить Анастасии Мединовой ее девичью фамилию – Громова; изменить фамилию ее дочери с Мединовой на Громову; установить проживание детей: дочери Матильды – с матерью, сына Бориса – с отцом. Все.

– Постой! Ты сказал: сына Бориса? Значит, у Матильды есть брат? – вскричала Римма. – Родной?

– Похоже, что да.

– Но тогда это вдвойне странно!

– Странно? Почему?

– Да потому, что сюда уже явилась наследница. Девица. Какая-то седьмая вода на киселе, троюродная племянница, что ли. И утверждает, что более близких родственников, чем она, у Матильды нет.

– Брат мог умереть, – заметил Павел.

– А если жив?

– А если и жив, то Матильда вовсе не обязана вписывать его в свое завещание.

– Все равно ее брата нужно обязательно найти!

– Но где же его искать? Я выяснил: в 1971 году Игорь Кириллович Мединов вместе со своим сыном Борисом выбыли из города Апатиты. Дальше их след теряется.

Римма лихорадочно соображала. Секунды (между прочим, очень недешевые, роуминговые) мучительно тянулись. Наконец она произнесла:

– Послушай, Паша. А если… если зайти с другой стороны? Ведь Женька из Москвы. Я, правда, не знаю его отчества, но мне почему-то кажется, что он вполне может оказаться по отчеству Борисовичем. Фамилия не самая распространенная, наверняка Мединовых – не сотни. Проверь, а вдруг он действительно сын того самого Бориса?

– Уверен: Борисов Мединовых в столице наберется минимум десяток, – проворчал Синичкин. – И что, ты прикажешь их всех проверять? Повторюсь – бесплатно?

– Опять двадцать пять! Да компенсирую я тебе расходы! Из собственных средств!

– Так, уважаемая секретарь, вы, кажется, забываетесь.

– Ох, на колени бы перед тобой встала! Только ты ведь все равно этого не увидишь…

– А главное, не поверю, – буркнул шеф. И продолжил ворчать: – Ну и дурак же я! Надо было тебя за все твои причуды просто уволить… Ты буквально веревки из меня вьешь… – Однако в конце концов неохотно пообещал: – Ладно, постараюсь узнать. А ты пока сиди тихо. И не вздумай того Евгения сама раскалывать! Поняла?

Утро того же дня, Москва

Девять часов утра всегда было для него самым тяжелым временем. Временем, когда он особенно отчетливо понимал: его жизнь, перекореженная и переломанная с самого детства, не наладится уже никогда.

Его соседи по дому на заре всегда распахивали шторы – навстречу солнцу, навстречу новому дню. А Борис Мединов, даже если с вечера оставлял портьеры открытыми, к девяти утра их обязательно задергивал. Просто чтобы не видеть всех тех мелких штрихов, что сопутствуют началу нового дня.

Прямо напротив его дома располагался банк – не особо крутой, но все атрибуты преуспеяния имелись: секьюрити на входе, бронированная дверь, тонированные, дочиста вылизанные стекла операционного зала, парковка, на которую к девяти утра дружно съезжались недешевые машины сотрудников… На входе в помещение, как видел из своего окна Борис, имелось устройство, пробивающее время прихода-ухода, и потому служащие, кроме явных начальников, всегда спешили. И по многим лицам он читал: совсем не улыбалось людям идти на работу, тем более в такую рань. Иногда ему хотелось высунуться из окна и заорать на всю улицу: «Вы просто идиоты!»