— Ещё как станешь! Ишь, чего удумали! Даже в договорных браках бывают дети, у вас хоть консумация случилась? М?

— Консу… что? — нахмурился супруг, с виду типичный житель нашего бедового квартала.

Вместо ответа я показала классический жест, ну, когда указательный палец входит-выходит в кольцо из двух пальцев другой руки. Сосиска в дырку, другими словами. Женщина — взрослая на вид, меня, в смысле Лорин, явно старше лет на пять — не поняла демонстрацию, а потом догадалась и мигом вся вспыхнула. Барин недовольно скривился. От оно чё…

— Так тем более! — всплеснула я руками. — Уже почти месяц прошёл, горемычные мои. Всё-всё, никаких отговорок, в одну комнату, но, так уж и быть, барыня, не истери, две кровати вам поставим. Нет, ничего не хочу слышать. Мартын! Ходь сюды!

Пока наш местный силач перетаскивал кровать из одной комнаты в другую, я подозвала Висту и деликатненько ей намекнула, что мол молодожёнам, особенно пугливой дамочке, нужна моральная помощь и постельный совет. Виста у нас женщина опытная, в браке побывавшая, даже сына родившая, она точно знает, как лучше поговорить.

— Ой, Лориночка, — развеселилась Виста, — ты хоть знаешь, чего эти двое тут живут-то? У мужа дом на окраине квартала, да женка боится с ним оставаться одна. И как дальше жить с ним будет? Думала, попривыкнет, да не видно, что-то. В разное время с работы возвращаются, даже не разговаривают почти что.

— Вот, — наставительно приподняла я палец, — тем более надо помочь ребяткам. Ты ж не откажешь? А мне комната нужна, хоть человеком себя почувствую. В каморку на крышу нашего новенького беспризорника поселим. Как там, кстати вода? Нагрелась?

Мелкий в это время тихонечко сидел у заднего выхода с кухни и точил гренки с чаем. Ужин уже умял, но очень опасливо, всё подозревал, может его травануть хотят. Но мы с остальными домочадцами так спокойно обсуждали дела насущные — особенно про кабана и его временную упаковку в подвалы много разговоров было, — что он успокоился. А от тёплой сытной пищи так вообще размяк. Но слушал всё равно внимательно, даже разговоры не о чём.

И встрепенулся, лишь когда я заговорила о мытье.

— Не люблю щёлок, он жжётся, — буркнул засранец и насупился, давая понять, что свою точку зрения не изменит.

— Само собой! Жуткая штука! — тут же живо согласилась я, чем выбила у него почву из-под ног. — Никакого щёлока, я тебя таким пыткам не стану подвергать, — не стесняясь, преувеличивала. — Я тут у одного умного монаха узнала рецепт очень классного средства. Мыло называется. Попробуй руки помыть, вдруг понравится? Вон на раковине стоит бутыль. Не жадничай, в ладошку набери, вот так. И потри ручки, с водичкой, ага. Ну, что скажешь? Приятно, правда?

Мальчик задумчиво покусывал губу, старательно смывая странную скользкую, но забавно пенящуюся жидкость. Потом вытер руки и внимательно на них посмотрел. Даже понюхал.

— Приятно, — согласился он. — Хорошо, я искупаюсь с этим…

— Мылом, мелкий, мылом. Ща водичку нагреем, погоди.

Вместо мочалки использовали тряпку, а что делать? И я так моюсь. Налили воды в небольшую овальную бадью, плеснули мыла. Вдвоём с мальчишкой побаловались, взбивая пену. Он прямо на глазах расцветал. Так, Лорочка, только не расплакайся от умиления. Бедный пацан, сколько пережить пришлось… Единственный выживший в кораблекрушении — это надо постараться.