Жрец — служитель загадочных сил, владеющих внешним миром, занял положение посредника между этими силами и простой, неученой толпой, ибо он обладал знанием этикета сверхъестественного мира, благодаря которому, бывало, допускался в него. И как обыкновенно случается с посредниками между плебеями и их господами, будь господа настоящие или сверхъестественные, он находил целесообразным использовать имеющиеся у него материальные средства, чтобы внушать плебеям, что эти загадочные силы сделают все, о чем бы он ни попросил. Следовательно, вскоре составной частью жреческих профессиональных знаний стали сведения об определенных естественных процессах, которые можно было наряду с известной ловкостью рук с пользой применять для получения зрелищного эффекта. Знание такого рода выдается за знание «незнаемого», и использованию в жреческих целях оно обязано своей неясной природе. Таков, видимо, источник возникновения самого института образования; и его отделение от породивших его магических ритуалов и шаманского мошенничества было медленным и мучительным, и едва ли его можно считать законченным даже в наиболее передовых из высших учебных заведений.

В образовании все еще присутствует элемент «сокрытого», он, как и во все века, оказывается весьма привлекательным и эффективным средством, чтобы производить впечатление на неученых или даже осуществлять внушение; а ученость в воображении совсем неграмотных людей в значительной мере расценивается как близкое знакомство с оккультными силами. Так, например, не далее как в середине этого века норвежские крестьяне инстинктивно формулировали свое представление о высокой эрудиции таких отцов богословия, как Лютер, Меланктон, Педер Дасс, и даже еще только обучавшегося богословию Грюндвига в терминах причастности к тайной магии. Эти отцы богословия наряду с весьма обширным списком мелких знаменитостей, и живых и мертвых, были, по общему мнению, знатоками во всех магических искусствах, а их высокое положение в церковной иерархии вызывало у верных прихожан представление о их глубоком знакомстве с магической практикой и оккультными науками. Есть аналогичный более близкий к нам факт, подтверждающий, что, по общему представлению, существует тесная связь между эрудицией и незнаемым; в то же время он послужит примером, показывающим в несколько грубых чертах, какое направление придает образ жизни праздного класса познавательному интересу. Хотя вера в оккультные науки всех видов и оттенков отнюдь не ограничивается средой праздного класса, этот класс поставляет в наши дни несоразмерно много верующих. Теми, чей образ мысли формируется не в контакте с современным производством, знание незнаемого все еще ощущается как окончательное, если не единственное, истинное знание.

Образование, стало быть, зарождается как побочный результат деятельности праздного класса жрецов, а высшее образование, до недавнего времени по крайней мере, оставалось в известном смысле побочным продуктом или побочным занятием духовенства. Когда увеличилась сумма систематизированных знаний, тут же возникло разделение, которое прослеживается с самого начала истории образования, — между эзотерическим и экзотерическим знанием; первое — насколько между тем и другим имеется существенная разница — включает в себя знания, главным образом бесполезные в экономическом или производственном отношении, а последнее включает в себя преимущественно знания о привычных производственных процессах и тех природных явлениях, которые человек обычно использовал для создания материальных условий жизни. Эта разграничительная линия со временем стала, по крайней мере в общем понимании, обычной границей между высшей и низшей ученостью.