Я покосился на девушку, которая что-то увлечено рисовала на холсте. Странно, она обычно выбирает бумагу. Что же она сегодня такое эпическое решила написать, что взялась за холст? Интересно. Но я стоически решил не подглядывать за ее работой. Пусть творит, а уж когда перестанет меня стесняться, то сама покажет.

Как ни странно, что бы Вероника не думала про свое тело, показывать его мне она не стеснялась, а вот картины… То есть тело обнажить для нее проблем не было, а вот душу… Туда она никого не пускала. И то, что она хоть немного приоткрыла мне часть своих тайн, я считал великим достижением. Конечно, будь она совершенно здорова, то вряд ли я бы хоть толику от нее услышал, а так…

Мне нравилось наблюдать за ее лицом, когда она бралась за кисть. Этакая смесь вдохновения с легкой толикой ехидства. Было такое ощущение, что она считает краски живыми, иногда шипит на них, когда считает цвет неподходящим. Она и с другими вещами иногда разговаривает и смешно морщит носик, когда я ее застаю за этим занятием.

Через час Вероника начала устало тереть глаза и едва не заехала в них кистью. Пришлось отобрать инструмент, отодвинуть холст, а девушку уложить в кровать. Она заснула, кажется, на лету. Устала. Да и перестала бояться засыпать. Ей уже две ночи не снились кошмары.

Я приглушил свет в комнате и только сейчас рассмотрел, что она рисовала. Меня за работой. Картина еще не полностью была сформирована, мазки были грубоватыми, но себя я узнал. У нее неимоверный талант! Жаль, что она в себя не верит. Пока что.

Я разделся до трусов и нырнул под одеяло, привычно прижимая к себе девичье тело. Сейчас три часа сладких мучений и я забудусь счастливым сном. Никогда еще себя настолько полноценным не чувствовал.

– Леонид, эй, – мое плечо слегка потрясли, и я открыл глаза.

Судя по ощущениям, была глубокая ночь, Вероника спала рядом.

– Чего? – Спросил у Иннофунтия еле слышно.

– Там гости, – прошептал он и смылся из спальни.

Я быстро встал, надел штаны и вышел в прихожую. Теперь и я ощущал скрип снега. Судя по звуку, шел один человек. Буря почти улеглась, так что слышимость была хорошая. Через две минуты отворилась дверь и в домик вошел заиндевевший Антон.

– Какими судьбами? – Обозначил я себя в темном коридоре.

Антона, как минимум, все оборотни всегда считали если не колдуном, то шайтаном точно. Он всегда появлялся в самое неподходящее время в самом неподходящем месте, за несколько секунд находил проблему, решал ее и исчезал. Вот и сейчас его принесло не просто так.

– Кидаться не будешь? – Прищурился гость.

– Ты связанный. Если не будешь подходить к Веронике, то сдержусь, – обозначил я свое настроение. – Я Хозяину уже доложил приметы преступника. Так чего ты пришел?

– Буря, – дернул он плечом, с которого сошла маленькая лавина снега, и покосился в сторону кухни.

Ясно, так просто не уйдет. Придется пригласить на разговор.

Я кивнул в сторону кухни и распорядился.

– Иннофунтий, согревающий отвар и еды сделай, – распорядился.

– Уже готовится. Две минуты, – ответил домовой. Видимо, еще учуяв гостя принялся готовиться. Какие-то все слишком дальновидные стали. Или это я стал жить лишь сегодняшним днем?