— Halt![44] — рявкнул гауптшарфюрер Крюгер и выбросил руку в перчатке в сторону Кристины.

Девушка остановилась.

— Сочувствуете евреям, фройляйн? — отрывисто спросил эсэсовец. — Или сами из них?

— Он уронил документ, — Кристина указала на пол. — Я только хотела помочь.

— Не вмешивайтесь! — приказал Крюгер. — Или мы вас арестуем за препятствие интересам рейха!

Кристина опустила глаза, но не вернулась к своему столику. Она не представляла, что станет делать, если эсэсовцы продолжат измываться над стариком, но была просто не в состоянии отойти в сторону и бездействовать. Клювоносый наклонился, взял с пола зеленую книжку паспорта, выпрямился, кивнув в направлении Кристины, и открыл Ausweis.

— Все в порядке, — доложил он Крюгеру.

Он бросил документ на стол, козырнул старику и направился к двери. Но гауптшарфюрер Крюгер не двигался с места и хмуро пялился на Кристину, словно прикидывал, стоит ли она его внимания. Кристина не дыша смотрела на него. Клювоносый остановился у двери и обернулся к товарищу.

— У нас есть дела поважнее, гауптшарфюрер Крюгер, — заметил он.

Крюгер еще немного поколебался, затем развернулся и вышел. Кристина выдохнула, вернулась к своему столику и, опершись на край стеклянной столешницы, опустилась на стул. Кати глядела на нее с таким изумлением, что глаза ее, казалось, были не меньше сине-белых тарелок, висевших на стене позади. Не говоря ни слова, фрау Шмидт принесла красный сорбет в хрустальных креманках. Лицо ее было бесстрастно и неподвижно.

— Ты что, ополоумела? — прошипела Кати. — Хочешь попасть в тюрьму?

— Разве могут посадить в тюрьму за то, что я пришла на помощь старому человеку?

— Будь он евреем, тебе бы несдобровать, — она перешла на шепот: — Помнишь Гольдштейнов, которые жили рядом с нами? У них еще были две таксы, и я за ними присматривала, когда хозяева ездили в Польшу к родителям фрау Гольдштейн?

— Ja, — Кристину подташнивало.

— Несколько месяцев назад они исчезли. Собаки без присмотра бегали по улице. Через неделю герр Гольдштейн вернулся, но ни слова не сказал о том, где был и что случилось. Он только обнял такс и заплакал. Через месяц он снова пропал, теперь уже навсегда.

Кристина в ужасе ждала объяснений.

— И что, по-твоему, произошло?

— Я слышала, евреев сгоняют в гетто.

В груди у Кристины что-то надломилось.

— И что там с ними делают?

— Откуда мне знать? Но Штефан сказал, Гитлер не успокоится, пока всех их не уничтожит.

Как будто внезапно проголодавшись, Кати щедро зачерпнула подтаявший вишневый сорбет и отправила ложку в рот. Ощутив во рту холод, она поморщилась и, словно десерт был горячим, раскрыла губы, обнажая кроваво-красный язык и такого же цвета десны.

В июне в новостях исступленным голосом объявили, что Франция сдалась. Затем заиграли Horst-Wessel-Lied, нацистский гимн, и Кристина представила себе гигантский нацистский флаг на Эйфелевой башне и длинный строй немецких солдат, марширующих мимо парижских кафе. В самом начале лета люфтваффе совершили первые налеты на Лондон, в ответ Королевские военно-воздушные силы начали бомбить Берлин.