– Что, совсем не пьют, что ли? – Князь удивленно моргнул и подставил слуге опустевший кубок.

Маркграф ухмыльнулся и махнул рукой:

– Да хлещут, как лошади, только тебя вот покуда стесняются.

– Это они зря.

– Вот и я говорю – зря. Выпьем?

– Да уж, смотреть не будем. За нас! Слышь, Фриц… Такое дело. Ты ведь у нас теперь бранденбуржец. С пиратами ганзейцам поможешь, ежели что?

– Ха! – треснув кубком о стол, раскатисто захохотал Фридрих. – Да ганзейцы сами пираты!

– Раньше – да, а сейчас – нет, – Вожников наставительно помахал серебряной двузубой вилкой. – Невыгодно им это теперь. Торговля – выгодней. Так поможешь?

– Угу.

– А я с Ливонии навалюсь. Мы от этих пиратов только мокрое место оставим!

Все получилось, и даже более того! Все, задуманное князем, его мудрой супругой и новгородским владыкой Симеоном, осуществилось быстро и относительно малой кровью. В Чехии и многих германских землях возникла новая церковь, король Вацлав – мужчина пусть не особо решительный, но не вовсе глупый, – возбужденный азартом деления монастырских земель, под радостный гул сильно ограничил барщину да и все права феодалов, опираясь ныне не только на бюргеров, но и на зажиточных крестьян. Профессор Гус возглавил сейм, в который – малой фракцией – вошла и часть таборитов, социальная база которых таяла на глазах. Прекратились крестовые походы, многие крестьяне, бросив войско радикалов, разбрелись по своим домам, и лишь наиболее упертые, бешеные гуситы еще палили панские замки по дальним окраинам. Впрочем, их действия большинство чехов уже считали обычным разбоем, а не борьбой за лучшую жизнь. Ян Жижка подхватил какую-то хворь, Прокопу Большому предложили паству и церковь где-то близ Будейовиц – думал бывший священник недолго и согласился с радостью. Все казалось прекрасным… Казалось…

Князь в развевающемся красном плаще стоял на развилке, и бурный ветер трепал его шевелюру, гнул к земле высокую траву, вербы и клены, гнал по низкому осеннему небу плотные серые облака. Здесь, у мрачного, покрытого густым еловым лесом холма, дорога разделялась надвое. Одна уходила на север, к Гливице и дальше, на Краков, другая сворачивала на юг, в венгерскую пушту.

Егор возвращался домой в сопровождении небольшой дружины – войско пришлось оставить в империи, помочь бранденбургскому курфюрсту Фрицу, да присмотреть за Сигизмундом – вдруг да объявится? Маловероятно, конечно – у бывшего императора нынче хватало дел и в Венгрии, – но все могло быть, так что лучше уж перестраховаться.

Ливонский курфюрст и новоиспеченный правитель Священной Римской империи князь Егор задумчиво смотрел на север, где на лесной дорожке, идущей по склону холма, появился скачущий во весь опор всадник на хрипящей лошади, покатые бока которой уже исходили пеной.

– Князь! – Спешившись, всадник звякнул кольчугой, пробитой во многих местах, и, обернувшись, показал рукой: – Там войско, князь! Больше, чем наше, куда больше.

– Вот как? Войско? – Вожников скривил губы. – И чье же?

– Рыцари!

– Так ведь и я нынче курфюрст! Мало того – император.

– Княже, мои соглядатаи предупредили – это по твою душу. Прошу тебя, верь!