Хотя час был не поздний, она уже прилично набралась. Но расслабление все не приходило. Только отупение. Но и отупела она еще не столь сильно, как хотелось.

В гостиной она сидела одна. Пол работал в мастерской. Эллен знала, что вернется он, как обычно, только к одиннадцати, чтобы посмотреть вечерние новости, а потом ляжет спать. Джой был у себя, тоже трудился над моделью, пластиковым Лоном Чейни из «Призрака оперы». Эми сидела в своей комнате тихо, как мышка. После возвращения от доктора Спенглера она спустилась вниз только к обеду.

Эта девчонка. Эта паршивая, дерзкая, распутная девчонка — беременная!

Разумеется, результата теста они еще не получили. На это требовалась пара дней. Но Эллен знала. Ее дочь забеременела.

Журнал зашуршал в трясущихся пальцах Эллен. Она отложила его в сторону и пошла на кухню, чтобы наполнить опустевший стакан.

Ее крайне тревожила щекотливая ситуация, в которую она попала. Она не могла позволить Эми оставить ребенка. Но если бы Пол узнал, что она без его ведома устроила дочери аборт, его бы это не порадовало. Дома он, по большей части, не лез ни в какие семейные дела, позволял ей принимать все решения, которые касались как домашних проблем, так и вообще их жизни. Но мог сказать свое веское слово, если его очень уж сильно доставали, и в тех редких случаях, когда выходил из себя, очень жестко настаивал на своем.

Если бы Полу стало известно об аборте после того, как его сделали бы Эми, он пожелал бы знать, как и почему она такое одобрила. И ей, чтобы оправдаться, предстояло привести очень убедительное объяснение. В данный момент Эллен понятия не имела, что она скажет мужу, если тот узнает про аборт.

Двадцатью годами раньше, когда она выходила замуж за Пола, ей следовало рассказать о том годе, который она провела в передвижном парке развлечений. Рассказать о Конраде и об отвратительной твари, которую она родила. Но она не сделала того, что следовало сделать. Не решилась. Скрыла от Пола правду. Испугалась, что он почувствует к ней отвращение и бросит, узнав о ее прошлом. Но если бы тогда, в самом начале их отношений, она бы все ему рассказала, то сейчас не попала бы в столь серьезную передрягу.

Не раз и не два во время их совместной жизни она была на грани того, чтобы открыть мужу свои секреты. Когда он заводил разговор о большой семье, на кончике ее языка уже вертелись слова: «Нет, Пол. Я не могу иметь детей. Видишь ли, я уже родила одного, и ничего хорошего из этого не вышло. Только плохое. Это был кошмар. Я родила что-то нечеловеческое. Оно попыталось меня убить, так что мне пришлось убить его первой. Может, причину появления на свет этого отвратительного младенца нужно искать в поврежденных генах моего первого мужа. Может, на моем генетическом вкладе никакой вины нет. Но я не могу пойти на такой риск». И хотя ей многократно хотелось сделать такое признание, она ни разу не озвучила его, более того, придерживала язык, наивно полагая, что все как-то образуется.

Потом, беременная Эми, она чуть не сошла с ума от тревоги и страха. Но девочка родилась нормальной. Какое-то время, несколько благословенных недель, она испытывала безмерное облегчение. Все сомнения насчет собственной генетической полноценности рассеивались как дым при виде этого розовенького, здоровенького, абсолютно