— А неплохо живут рыцари божьи.

Ещё чуть помолчал и начал:

— Вы как уехали из Ланна, так и хорошо вам, а нунций папский нашего сеньора изводит ежедневно. Видит он в вас угрозу Матери Церкви, о чём и говорит непрестанно. Говорит, что вы грабитель храмов, хуже, чем еретики. Да ещё требует вернуть раку, что вы из кафедрального собора Фёренбурга увезли. Извёл уже архиепископа своими стенаниями и укорами. Требует вас изловить. И наказать примерно.

Да, уж, приятного в словах аббата было мало. И кавалер продолжал слушать.

— Да только знаем мы, что это всё вздор, — продолжал брат Илларион, — не за тем он у нас сидит всю зиму. Хочет он папскую десятину, говорит, что мы Святому Престолу с прошлого лета не шлём серебра. — Аббат чуть придвинулся и усмехнулся лукаво: — И то верно, не шлём. Потому как нету, и до лета не будет.

Волков начинал понимать, куда клонит казначей архиепископа. Но всё ещё не догадывался, чем всё закончится для него. Он думал, что речь пойдёт об имуществе ведьм и всех кто с ними знался. А всё оказалось ещё хуже.

— Думаете: «А что же от меня нужно этому монаху?» — смеялся брат Илларион. — Я скажу вам. Божьим промыслом известно стало нам, что у бургомистра вы изъяли сундук серебра. И то малый сундук, а в приюте для женщин так и вовсе большой нашли. Всё себе взяли.

Волков опешил, едва сил хватило, чтобы рта как дураку не раскрыть, но вот не ёрзать на стуле и не теребить стакан сил не было. А монах видел всё, да усмехался:

— Полноте вам. Вы же умный человек, вы ж понимали, что вам его не оставят. То не ваше, обер-прокурор да казначеи герцога всё одно забрали бы всё у вас. А так Матерь наша Церковь себе в помощь возьмёт.

Всё это было говорено так, как будто и не просит монах ни о чем, а просто объясняет, почему серебро забирает. Сказано тебе, деньги не твои, а церкви, и смирись на том. Вот и всё.

Волоков помрачнел. А брат Илларион продолжал, говорил так, словно дело уже решено:

— Серебро посчитаем, если не хватит — всё одно отвезём нунцию, авось угомонится. Не так рьян будет. Остальное возьмём с имущества ведьм, надобно ему алчному тридцать тысяч собрать, и тогда дело ваше будет закрыто. А как нунций уедет, в город Фёренбург синьор наш пошлёт своего человека. Там епископская кафедра свободна. Без нунция оспаривать нашу кандидатуру некому будет. А как там наш епископ станет, так и решит он ваш вопрос.

Спорить было бессмысленно. Кавалер только и сказал:

— У меня сто шестьдесят шесть человек на содержании, не считая моих людей.

— Ну, так возьмёте сто талеров, — милостиво согласился казначей Его Высокопреосвященства.

— Сто шестьдесят шесть человек, средь них три офицера и восемь сержантов, — требовательно выговаривал Волков. — Триста монет мне на месяц нужно.

— И двухсот довольно будет, — твёрдо отвечал аббат. — Скажите, чтобы умерили алчность.

Так твёрдо сказал, что и не поспоришь с ним.

— Хотите взглянуть на серебро? — спросил Волков, уже попрощавшись с ним.

— Всю жизнь на него гляжу, — отвечал монах-кардинал вставая, — век бы его не видеть. Я братьев своих пришлю, пусть они смотрят.