– Этим поганцам богатеть за мой счет не дам! – решительно заявил Мутило. – Человека им лысого, а не деньги! Потому что они и так обленились – кайло не могут поднять…

– Псу под хвост, – вздохнул Колобок.

Он, бедный, так уж старался в продолжение всей седмицы, проведенной на ярмарке, приумножая полученные от цыгана и Полелюя доходы:

торчал целыми днями в Доме Быка и Медведя, участвовал в удивительных тамошних торгах без товара;

покупал за морем пшеницу и продавал здешние холсты;

всучил северным людям-самоедам три воза ненужных им лаптей, которые еще только предстояло сплести кривлянам;

удачно поменял с южными чернокожими купцами ихние сладкие фиги на горькие наши кукиши;

заключил с неспанцами договор о поставках болотного пара на семьдесят семь годов (причем без ведома Совета болотных кикимор);

втридорога продал варягам право на многоборские мухоморы, сатанинские грибы, бледные поганки и ложные опята (а коли по ошибке срежут белый гриб либо подберезовик – вира великая);

для себя лично приобрел громадный грильбарский ковер, чтобы кататься по нему вволюшку;

вставил себе, не дожидаясь Жихаревых милостей, великолепные золотые зубы и препоясался золотой же цепью, чтобы народ уважал.

Ошеломленный Жихарь устал сверх меры, потому что все эти хитрые действия пришлось производить именно ему под руководством голоса из сумы – ведь самого-то Колобка в такой толкучке затоптали бы сразу. Никому не ведомый Шарап из деревни Крутой Мэн внезапно стал самым известным на ярмарке человеком.

Тем временем Мутило тоже без дела не сидел, с помощью заветных костей приумножая свое богатство. И следить за безопасностью водяника тоже приходилось богатырю, и мешки с золотом таскать.

Но дивное дело – такая удача отчего-то не радовала многоборского князя и даже тревожила.

– То ли дома беда? – спрашивал он время от времени пустой воздух, но битюга не поторапливал.

Никакой беды дома не было, иначе богатырь давно бы об этом узнал. В последний ярмарочный день, когда все труды были окончены, Жихарь углядел лежащего под забором знакомого человека. То был Симеон Живая Нога, один из семи братьев-однобрюшников. Братья к тому времени разошлись в разные стороны – пытать счастья поодиночке. Симеон, попав на Полелюеву Ярмарку, всем предлагал свои услуги скороспешного гонца, но никто его не нанимал – все знали, что бегает-то он быстро, но вот возвращения его не дождешься по причине полной относительности.

Колобок назвал Симеона-младшенького, а заодно и всех остальных людей долбодырыми пустогромами и велел послать за ярмарочным кузнецом, чтобы тот отлил для незадачливого гонца чугунные башмаки, да потяжелее – пусть не превышает чересчур шустрый паренек скорости света.

Для начала Жихарь предложил скороходу сбегать в Столенград – отнести княгине Карине гостинец. На возвращение Симеона в нынешнем году богатырь не надеялся, поэтому для подарка избрал простой недорогой платок, кое-как украшенный разляпистыми линючими цветами. В таких платках здесь щеголяли девки из Веселого Дома. Пропадет – так не жалко.

Но не успел заботливый супруг осушить чару, как посланец воротился, сотрясая землю тяжкими ударами чугунной обуви. Симеон был красен, испуган и в обеих руках держал половинки разодранного подарка. Княгиня Карина, сказал он, велела передать, что окаянный Жихарь, очевидно, с кем-то ее перепутал, что может означенный пропойца домой вовсе не заезжать, а может он, подлец, на Полелюевой Ярмарке оставаться навечно и княжить в самом распоследнем кабаке, покуда вышибала не выкинет его за порог, на частый дождичек. Сыну же будущему, так и быть, она скажет, что отец со славою пал в неравном бою со змием цвета весенней листвы…