Однажды вечером, вскоре после того, как я узнала о жестоком обращении Уильяма с Ханной и Эндрю, я произнесла у кроватки Ханны такие слова:

– Господь Иисус, спасибо, что Ты любишь Ханну и желаешь ей только добра. Мы молимся за ее маму Карен. Присмотри за ней, помоги ей стать лучше. Помоги ей позаботиться о том, чтобы больше никто и никогда не обидел Ханну. И помоги Ханне суметь рассказать кому-нибудь, если с ней случится что-то плохое или страшное. Дай Ханне знать, что Ты всегда с ней и что Ты любишь ее. Аминь.

Кайра и Ханна сидели рядом со мной на переднем сиденье пикапа, а я выруливала на шоссе, еще мокрое после снегопада, прошедшего этим ранним апрельским утром. Я везла девочек в гости к их подружке. Дорога искрилась на солнце. Я приближалась к мосту. Он всегда наводил на меня ужас – как память о страшном. Но наш путь вел дальше – к сельской глубинке, заросшей полынью.

Воспоминания таили боль, но я невольно улыбнулась: историю с мостом особенно любили дети. А мне нравилось рассказывать о жизни семьи, и этот случай нисколько не приходилось приукрашивать, чтобы завладеть детским воображением. Я ждала, что меня и сейчас попросят рассказать про мост, и не обманулась. Чего я не ожидала, так это что мой рассказ вызовет такой обмен глубокими мыслями – обмен, скрытый смысл которого стал явным позже, спустя месяцы.

– А покажи, где ты врезалась в мост, – взволнованно попросила Кайра, предвкушая тайну. Впереди как раз показался ржавый каркас.

– Ага, покажи, Дебва, – подхватила Ханна.

В минувшем марте им исполнилось шесть и пять.

Я затормозила в нескольких шагах от моста.

– Это было вон там, – и я указала на место первого удара. Внутри все сжалось: надо же, до сих пор! После аварии прошло меньше года, и хотя с тех пор я уже много раз проезжала по этому мосту, давние события были так свежи в памяти, будто случились вчера.

Хелен, которой на момент аварии было одиннадцать лет, собралась за полчаса до выезда и теперь вышагивала по гостиной, ожидая, когда я отвезу ее на пижамную вечеринку к подружке. Эл предлагал сам отвезти ее, но, зная, как он вымотался за эту неделю, я уговорила его остаться дома. Да еще всю неделю он почти не виделся с детьми – пусть отдохнет, побудет с ними. За пару минут до выезда Эл зашел в кухню и прислонился к дверному косяку, сунув руки в карманы джинсов.

– Я знаю, что снег прекратился, но дороги плохие. Ты ведь не через мост в Бессемер-Бенд? – спросил он.

Я положила посудное полотенце на стол и посмотрела окно над раковиной. Да, снег перестал, но холодало. Я понимала, что в такой вечер лучше не выезжать, но Хелен несколько дней хотела на эту вечеринку…

– Все будет хорошо. А через Бессемер гораздо короче.

– Это плохая мысль. На мосту будет скользко.

– Я осторожно. Ну а что, до моста на Робертсон-роуд ехать? Так вдвое дольше. Чем меньше за рулем, тем лучше. Я справлюсь, Эл.

Он подошел, прохлопав шлепанцами по линолеуму. Я обернулась и увидела тревогу в его глазах.

– Честно, со мной все будет в порядке. Поеду медленно. Просто не хочу колесить весь вечер.