Спустя минуту Петр Алексеевич уже оказался у столика, где расположились женщины, и с запинкой спросил, можно ли ему присесть. Люся оцепенела от изумления и ничего не ответила. Елена хотела было жестко заявить, что у них тут небольшая прощальная вечеринка и третьих лиц не предполагалось, но вовремя вспомнила, что Люсе еще работать под началом ненавистного «удода». Поэтому, собравшись с духом, она кивнула:

– Садитесь, если стул найдете.

– Сяду тут, ничего страшного! – Мужчина расположился на низком подоконнике рядом со столиком и, поерзав, заявил: – Я догадался, куда вы пошли. Елена Дмитриевна, мне надо сказать вам несколько слов…

– Стоит ли? – усомнилась Елена.

– Вы увольняетесь из-за того, что я…

– Я ухожу, потому что нашла работу, о которой давно мечтала! – снова перебила его женщина. – И не надо думать, что вы сделали меня несчастной, выкинули на улицу и тому подобное. Я уже все забыла.

Петр Алексеевич вдруг покрылся испариной. Его круглое лицо будто спрыснули из пульверизатора. Заблестел высокий лысеющий лоб, мужчина машинально вытер ладони о брюки.

– Раз так, хорошо, да… Я не то хотел сказать…

– Трудовую книжку я сегодня же заберу в отделе кадров. – Елена едва прислушивалась к его невнятному лепету. – И заявление напишу по собственному желанию.

– Не то… – бормотал он. – Не то… Мне нужно…

– Знаете, я пойду. – Залпом осушив рюмку, Люся встала из-за стола. – Кажется, я шкафчик не заперла, а там у меня косметичка, а в ней…

– Созвонимся! – с досадой бросила ей вслед Елена.

Приятельница исчезла в мгновение ока, и Петр Алексеевич тут же пересел, заняв освободившийся стул. Елена взглянула на него с нескрываемым раздражением:

– Ну, в чем дело? Хотите попросить прощения? Я вас уже простила.

– Я хотел… – Менеджер вынул из кармана пальто носовой платок, вытер лицо и вдруг выпалил: – Вы мне всегда нравились, Елена Дмитриевна! Я все собирался вас куда-нибудь пригласить, но не мог решиться… А если бы вы вдруг не уволились, я бы так ничего и не сказал…

Онемев, она смотрела на мужчину, отрывисто бросавшего несвязные фразы, в которых не слышалось и тени нежности. Петр Алексеевич говорил как будто с ненавистью, явно презирая себя за каждое произнесенное слово.

– Я знаю, вы замужем, и потом, последние полгода за вами часто заезжал тот мужчина, на красном «ниссане»… Но я решил все сказать, чтобы потом не мучиться. – И, шумно выдохнув, неловко заключил: – Вот так!

– Я даже ничего не могу ответить, – честно сказала Елена. Ей было не по себе, будто именно она попала в глупое положение, объяснившись в любви человеку, который всегда ее избегал. – Что тут скажешь?

– А я ни на что не рассчитываю! – сердито бро– сил Петр Алексеевич, разглядывая перчатки, прев– ратившиеся в его руках в мокрый съежившийся ко– мок. – Я понимаю, меня трудно полюбить! Прос– то жаль, что вы вдруг уходите… Совсем это необязательно было. Я бы все равно никогда не донес на вас дирекции!

– Спасибо… Но я бы ушла в любом случае.

– Если на новом месте не понравится, всегда можете вернуться! Запомните, я замолвлю за вас словечко!