– Как же тогда, позвольте узнать, я догадался о вашем злодействе?
– Может, все-таки предъявите доказательства?
– Бросьте, – брезгливо поморщился господин средних лет, – это пошло и совсем не умно…
– Вы не оставляете мне выбора…
– Я надеюсь, вы не настолько глупы, чтобы пытаться стрелять в меня через дверь каюты или подкарауливать в темном углу с топором?
– С каким бы удовольствием я… – увесистый кулак приблизился к носу собеседника.
– Но-но, уважаемый! Не увлекайтесь! А чтобы у вас не появилось соблазна, я заготовил письмецо, кое заинтересованные инстанции смогут прочесть в случае – не дай господь! – моей смерти.
– Смотрите не потеряйте сию писульку!
– Вы уж не беспокойтесь, я ее спрячу у самого Христа за пазухой.
– Не кощунствуйте!
– Кто бы говорил!
– Что ж, надеюсь, наш вынужденный союз будет взаимовыгодным предприятием…
– По-моему, сюда кто-то идет…
– Пора уходить!
– Ну что вы, прекратите!
– Милая, родная, единственная! Ну, пожалуйста, я прошу вас, ответьте мне взаимностью!
– Ну, право же, неудобно, нас могут увидеть. К тому же этот оператор… он постоянно наводит свой аппарат в нашу сторону.
– Да бог с ним! Душа моя, пойдемте ко мне.
– Ах, какой вы прыткий, да и муж хватится…
– Не беспокойтесь, он играет в шахматы с этим чистоплюем. К чему же медлить? Ведь никто не узнает…
– Ну что же с вами делать? Прямо не знаю…
– Умоляю, сладкая моя!
– Приставучий вы… но только по коридору идите впереди меня.
– Ангел мой! Я так счастлив! Лечу!
По палубе нетерпеливо прошествовали тяжелые шаги, а за ними послышался четкий и торопливый, как щелканье «Ундервунда», стук дамских каблучков. Податливо отворилась дверь, и внутренний замок сделал два нервных оборота.
Яркое, как синий хрусталь, небо висело над морем. Свежий бриз смягчал жару. Сонное безмолвие нарушалось мерным рокотом паровой машины да шумом выбегавших из-под корпуса корабля волн. Впереди показалась темная полоска суши.
– Ну вот, господа, верно, уж и Константинополь завиделся, – оторвался от шахмат Прокудин.
– К сожалению, это не так, Константин Иннокентьевич. – Ардашев, игравший белыми фигурами, снял с доски черного слона. – Вам шах!.. Земля впереди – это еще не Турция. Курс пароходов, идущих к Босфору из России, лежит в стороне от берега, и потому вдалеке первым появляется остров Фидониси, или Змеиный. Он совершенно пуст: камни да бедная растительность. На нем стоит одинокий маяк и больше ничего. Это территория Румынии. Но за ним – Босфор.
– Интересный вы человек, Клим Пантелеевич, – пробормотал действительный статский советник, снова погружаясь в игру. – Мы знакомы с вами всего два дня, а я все не перестаю удивляться широте вашего кругозора… Да-с, придется пожертвовать пешку.
– Сдается мне, господа, что нас запечатлели для истории, – привстав с палубного кресла, Граббе повернулся в сторону синематографического оператора.
– А мне жаль его, – проронила Вероника Альбертовна. – Битый час он возится с этими ящиками, нервничает и пыхтит как паровоз. Видимо, что-то у него не складывается.
– Планида его такая, – откликнулся репортер. – Дело-то новое. Но не только ему одному тяжело. Возьмите меня: в Константинополе по телеграфу я должен отослать первую статью в газету. А писать-то и не о чем. Море, небо и пароход – вот и все мои впечатления. Много ли тут навыдумываешь?