…Горелым несет на всю комнату. Мамина старая привычка: поставит на плиту, а сама на тахту заваливается. Любимое положение. Лежит носом кверху, а у нее там пироги горят и прочее. От картошки ровным счетом ничего не осталось, угли одни, вся кухня в дыму.

— Смотри, что у тебя на кухне делается, — говорю.

— Неужели, — говорит она, нехотя вставая, — человеку нельзя спокойно отдохнуть?

— Картошка сгорела, — говорю я спокойно (не впервые ведь).

— Она не могла сгореть: я только что легла, — говорит мать. (Обычный ответ.)

— А ты пойди посмотри, — говорю.

— Не надо меня расстраивать, — говорит мать.

— Никто тебя не расстраивает, просто-напросто картошка вся сгорела, дыму на кухне полно, сковородку я отставил в сторону.

Идет на кухню.

— Ай, ай, — слышу я, — как могло такое произойти, я только что вздремнула!

У меня хорошее настроение. Мне не хочется спорить. Не только что она вздремнула, это ясно.

Мать входит в комнату. Ложится.

— Ну, как картошка? — спрашиваю весело.

— Она уже становится на ножки, — отвечает мать, устраиваясь поудобней на тахте.

— Ну слава богу, я рад за вас, — отвечаю я.

Вполне мирный на этот раз разговор. Перекинулись словами из песни, и все. Так бы всегда. И мать довольна. Лежит улыбается. Новую картошку чистить не собирается. Опять же в рифму получается.

Отец будет недоволен, когда вернется. Картошка его сгорела.

Я никак не могу оторваться от своих лоскутков, копаюсь в этой куче.

— Это еще что такое? — спрашивает мать.

— Это бизнес, — отвечаю.

— Как?

— Деньги, — говорю, — вот как.

— Что ты еще надумал?

— Все отлично, мать, — говорю, — все отлично.

Она сейчас же вскакивает, рассматривает лоскутки.

С удовольствием объясняю:

— Значки на демонстрацию к Первому мая, прекрасный заказ, договоренность с организациями, большая сумма денег, можно поправить наше пошатнувшееся положение, работы хватит всем!

— Откуда ты их взял? — спрашивает.

— У директора ателье, мама, у директора ателье.

Хотя никакой он не директор, я это уже понял, а самая обыкновенная частная лавочка, а мне-то что!

Зря мать волнуется.

— Неприятностей, — спрашивает, — никаких не может быть?

— Какие там неприятности! Ну какие могут быть неприятности! Иди лучше свою картошку чисти…

— Не хватает еще новых неприятностей!

— Это у тебя всегда на кухне неприятности.

— Вот погодите, я уйду, и вы меня не увидите!..

— Тебе эта работа так понравится, ты от нее не оторвешься!

— Снеси-ка лучше этот хлам, откуда взял, я тебя умоляю… Господи, что он принес, что он принес! Зачем?! Мало у нас барахла в доме? Выкинь ты все это, я тебя прошу! Оставь мать в покое, я тебя умоляю!

Ничего не поняла! Совершенно ничего не поняла! Объяснял, что это бизнес, целый час объяснял — ничего не поняла!

Ну, не смешно? Да тут радоваться надо, плясать! Пускай себе ворчит, пускай! Спасибо еще скажет!

Вот где пошла работа! Штора меня хвалит. Целая фабрика на дому. Деньги, деньги, деньги! Нашей семье нужны деньги! «Адью, фердибобель! — как Штора любит выражаться. — Фердибобель, адью!» Сто штук старушка Аллахвердова забрала, трафаретит как миленькая. Соседи Нифонтовы — по пятьдесят на человека. Если справятся, еще попросят.