Когда я пришел домой, отец взглянул на меня, потом на порванный кулек, который я тщетно пытался скрыть.

– Кто-то испортил мой ужин!

Я сказал, что проголодался по пути и съел несколько кусочков. Он глянул на меня сурово.

– А что с твоим ртом?

Я почувствовал слабость в коленях, у меня больше не было сил пороть эту неубедительную чепуху, это бы еще больше его разозлило. Уставившись в пол, я рассказал ему все, что произошло. Я поднял голову и увидел, как Ким во все глаза смотрит на меня, и ее случайно вырвавшееся «о-о-о-ох» еще больше усилило мои страдания. Бернард, искать которого бесполезно, когда надо послать кого-нибудь за едой, самоотверженно сражался с улыбкой, кривившей его лицо, и проигрывал. Все мы ожидали, что отца забычит и он отвесит мне звонкую пощечину, но он лишь с грустью взглянул на меня.

– Тебе придется научиться как следует постоять за себя, Рой. Ты же Стрэнг, или кто, – устало казал он, презрительно покачивая головой.

Я поклялся отомстить этому гондону Гамильтону, но так и не выполнил своей клятвы. Сначала его послали в исправительную школу для малолетних преступников в Полмонте, потом он просто исчез из поля зрения. Джилкрайста, его закадычного дружка, перевели в другую школу в противоположном конце города. Этого урода я еще встречал, да и шлюшек его тоже.

Только это было потом.

В школе, однако, было куда легче. Распространявшиеся вести о том, что Гамильтон меня отделал, не роняли моего достоинства, ведь он был старшеклассник, к тому же крутой. На самом деле от того, что я-таки не обосрался, статус мой еще больше повысился. В школе и в районе вместе тусовались в основном только я, Дикси, Вилли, Брайан, Монти и Пенман. Нас никто особо не трогал, и мы никого не трогали.

Так продолжалось довольно долго. Мы здорово веселились. Однажды ночью мы вломились в школу, собираясь перевернуть все вверх дном. Мы забрались в самый ненавистный класс, куда должны были приходить каждое утро на перекличку, и в верхнем ящике стола нашли ремень самой нелюбимой училки – мисс Грэй.

Мы стали со всей дури полосовать друг другу руки этим ремнем, куда жестче, чем лесба Грэй или кто-либо из наших учителей, при этом, как сильно мы ни лупасили, все равно было совсем не так больно. Тут Брайану пришла в голову отличная мысль – он вытащил верхний ящик и заставил этого психа Вилли в него насрать. Вилли отложил дымящуюся личинку, и Брайан вставил ящик обратно в стол. Какое-то время мы ржали, как ебанутые, и тут Брайан говорит:

– Утром мы придем и доведем эту соплежуйку Грэй. Она полезет за ремнем…

– О-о-о… охуеть! – заржал Пенман.

– Тогда давайте не будем ничего крушить… сделайте так, чтобы никто не догадался, что мы взломали класс. А я пока дойду до библиотеки, – сказал я.

В библиотеке я прихватил пару книг о птицах: «Городские птицы Британии» и «Энциклопедия тропических птиц Шермана», том 1.

На следующий день мы довели-таки лесбу Грэй. Мы кричали: «Рис-рис-рис», пока не получилось: «Сри-сри-сри». Такие выходки заставили бы ее грудь вздыматься, если бы она у нее была; в итоге она завелась и полезла в ящик за ремнем. Грэй всегда била ремнем по столу, что означало, что все мы должны заткнуться и послушать, что она говорит. А говорила она всегда одно и то же: «С утра пораньше в понедельник, или в пятницу в конце дня, или середина недели – не самое лучшее время, чтобы испытывать мое терпение!»