На другой день в восемь часов утра я был уже в отеле. Я попросил таксиста подождать у входа и поднялся на третий этаж, где жил Плео. Номер двадцать девять. Я постучал в дверь. Никакого ответа. Я повернул ручку. Дверь отворилась. В комнате было довольно темно. Сгорая от нетерпения, я нащупал выключатель.

Плео спал. Я подбежал к кровати и схватил его за плечо. Но он, не открывая глаз, весь отекший, взъерошенный, продолжал спать тяжелым, похожим на обморок сном. На ночном столике стояла бутылка из-под виски и лежала коробочка с лекарством. Спиртное со снотворным! А еще врач! Ведь спиртное усиливает действие транквилизаторов, он что, забыл об этом? Или сделал это нарочно? Я крепко тряхнул его. Этот кретин опоздает на поезд.

— Проснитесь, Бога ради!.. Эй! Плео!

Я уже не помнил, что он звался Моруччи! Намочив полотенце, я стал хлестать его по лицу. Он заворчал и попытался уткнуться головой поглубже в подушку. Я сбросил с него простыни и попробовал приподнять его.

— Плео!.. Вставайте!.. Вставайте!..

Послышались удары в стенку и крики откуда-то издалека:

— Да успокойтесь вы наконец!

Я растерянно стоял, склонившись над этим огромным распростертым телом. Взглянув на часы, я понял, что уже поздно. И в довершение всего Плео перевернулся на бок, свернулся калачиком и захрапел. Совсем выбившись из сил, испытывая непреодолимое отвращение, я сел на край кровати. Он будет спать непробудным сном еще целую вечность. В общем-то, я прекрасно понимал, что произошло. Ему не хотелось уезжать. Быть может, он не сознавал этого до конца и был вполне искренен, когда клялся, что хочет исчезнуть. Но… Но ему было страшно!

Он страшился того, что ожидало его там. Страшился еще более низкого падения. Нищеты. Бродяжничества. Вот почему он хватался за меня, словно утопающий. Но если утопающий парализует движения своего спасителя, тот имеет полное право отбросить его — пускай идет ко дну. Теперь, пожалуй, я оказался в положении человека, вынужденного прибегнуть в законной самозащите. Хоть это, по крайней мере, не вызывало сомнений. Нечего больше увиливать. Я еще раз взглянул на него — не человек, а отребье — и вышел.

На площадке второго этажа я остановился. Я мог бы задушить его, накрыв ему голову подушкой. Но решение мое только еще созревало. Нужно было время, чтобы оно окрепло. К тому же у меня может не хватить сил — из-за покалеченной руки. Да и потом, наверняка найдется средство получше, чтобы избавиться от него без особого риска, а сейчас внизу стояло такси, на котором я приехал сюда, в отель.

Так ни на что и не решившись, я спустился вниз.

Убить его, да, убить. Но как? В моем-то теперешнем положении! Ты — дома. Арманда все время настороже. Да и мои друзья не оставляют меня в покое. Впрочем, с политическими чаяниями покончено раз и навсегда. Преступник не может быть министром. В этом вопросе на сделку с совестью я не пойду. А в остальном — полная неясность. Не доехав нескольких сот метров, я вышел из такси.

— Патрон, вид у вас совсем больной, а болеть вам сейчас никак нельзя! Звонили из Матиньонското дворца.