Недавно Амелия Лончиньская из Познани прислала мне точное описание надгробия своего предка на кладбище под Щавно. Вот полный текст эпитафии старшего брата Валевской:

Вот пока что и все о братьях Марии – пора заняться и ею самой. Старшая из дочерей супругов Лончиньских, она родилась 7 декабря 1786 года в Бродно под Кернозей.[3] Внешние ее достоинства довольно рано обеспечили ей восторженных поклонников. Известный писатель и экономист Фридерик Скарбек, который мальчиком часто бывал с матерью у соседей в Кернози, говорит в воспоминаниях, что в его памяти навсегда остались «редкая красота» и «невыразимая прелесть очарования» четырнадцатилетней Марии Лончиньской. Другая мемуаристка, знаменитая Анетка Потоцкая (урожденная Тышкевич), личность определенно злоязычная и недоброжелательная к Марии, в столь же лестных словах рисует ее портрет более позднего периода: «Очаровательная, она являла тип красоты с картин Грёза. У нее были чудесные глаза, рот, зубы. Улыбка ее была такой свежей, взгляд таким мягким, лицо создавало столь привлекательное целое, что недостатки, которые мешали назвать ее черты классическими, ускользали от внимания».

Мнения мемуаристов о внутренних достоинствах Марии были не столь единодушны. Констан, камердинер Наполеона, восхищался ее «великолепной образованностью», тогда как Анетка Потоцкая кратко определяла ее как личность «умственно безликую». Те крупицы, которые можно выловить из документов, собранных позднейшими исследователями, помогают сделать вывод, что образование панны Лончиньской было не хуже и не лучше образования других дворянских дочек из так называемых благородных семейств. Девицу учили французскому и немецкому, музыке и танцам. Если в этом образовании и было что-то особенное, так только то, что занимался им гувернер старших Лончиньских, мосье Николя Шопен, будущий отец великого Фредерика.

Для завершения воспитания Марию отправили в Варшаву, в монастырский пансион. Выбор школы определялся природными склонностями ученицы. Массой вычитал в ее воспоминаниях, что «в ее сердце жили только две страсти: вера и отчизна… Это было единственное, что двигало ею в жизни». Но в монастыре она была не долго. Под влиянием матери-настоятельницы пани Лончиньска забрала дочь домой. Граф Орнано предполагает, что причиной оставления пансиона было то, что ее «политически-патриотические интересы» оказались сильнее религиозного признания. Так она и вернулась домой, «не очень образованная, но совершенно невинная», – удовлетворенно заключает Фредерик Массон.

В момент возвращения в Кернозю Марин было неполных шестнадцать лет, но, несмотря на столь юный возраст, уже нашлись претенденты на ее руку. Охотников было наверняка много, но Массон и Орнано говорят больше об одном, полнее других представленном в воспоминаниях. Это был «очаровательный молодой человек, располагавший всем, что нужно, чтобы понравиться, который пришелся ей по вкусу с первого взгляда. Он был богат, красив, но это был русский, сын одного из тех генералов, которые угнетали Польшу». Не могло быть и речи, чтобы Мария вышла за него, поскольку, – как пишет Массон, – «одного предложения, что она выйдет замуж за пруссака или русского, врага ее народа, схизматика или протестанта, достаточно было, чтобы вывести ее из обычного состояния ангельской доброты».