Мануэла, в перчатках и наколенниках, обреченно завела глаза к потолку и забралась на весы.

– Твой там. – Парень ткнул пальцем в другой конец помещения.

Верити двинулась в указанную сторону, потом вспомнила про сумку и обернулась. Мануэла, подобрав парку, сидела на корточках на цифровых весах. Парень смотрел в телефон.

– Твоя сумка поедет с ней, – объявил он. – Она легче.

Верити проползла на карачках мимо коротко стриженной девицы с цветочной татуировкой на шее, в белом тренировочном костюме и оранжевых кроссовках. Та стояла на коленях перед серым обтекаемым предметом, одним из многих в ряду. Они напомнили Верити мини-посудомойки; что у них сверху, она разглядеть не могла. Девушка на миг поймала Верити в луч света от налобного фонарика.

– Ну уж нет, – объявила Верити, увидев разложенный на белом тайвеке плетеный гамак из ярко-желтого нейлонового шнура; полированные деревяшки на концах были примотаны к серым посудомойкам.

– Надеюсь, вечеринка того стоит! – крикнула Мануэла.

Верити повернулась на голос и увидела, что та уже лежит во флуоресцентно-зеленом гамаке, а перед ней на коленях стоит кто-то с налобным фонариком.

– Ложись в гамак, – сказал Верджил, подползая к Верити.

Он тоже был в перчатках и наколенниках. За ним Верити различила Диксона.

– Это гамаки из магазина «Все по доллару», – пробурчала Верити, но подчинилась.

– Из «Костко»[50], – уточнил Верджил. – Надень.

Он бросил ей что-то вроде черной лыжной шапочки.

– Зачем?

– Чтобы изобразить куклу.

– Я уже и так чувствую себя безмозглой куклой, если согласилась на такое.

– Голову всю дорогу держи прямо, по сторонам не глазей. Вы изображаете больших тряпичных кукол. Трансляцию с дрона мы сейчас отключим, чтобы тебя не замутило от того, что будет вытворять Коннер.

Верити легла на гамак. Бетонный пол под желтым нейлоновым шнуром и тайвеком холодил спину. Латиноамериканский парнишка встал рядом на колени и надел на нее оранжевые наушники, как у Диксона. Сразу наступила тишина. Верити лежала, глядя на синий полиэтилен, а парень нейлоновыми ремешками пристегивал ее запястья, талию и щиколотки к гамаку.

Недертон не понимал, что показывает дисплей: там мелькали крупным планом озабоченные лица, руки в латексных перчатках, незнакомые предметы. Люди – видимо, техники – стояли на коленях вокруг дрона в самой дальней части синего шатра, где потолок был ниже, чем в тамбуре. Коннер провел туда дрона, опустив торс на вытянутые руки (они для такого случая выпустили собственные белые колесики) и включив ролики на ногах. На выходе из туннеля его сразу окружили техники.

– Что они делают? – спросил Недертон Коннера.

– Ставят нам зарядку на тату-нажопник, – ответил Коннер, – и цепляют карданные квадрокоптеры на бедра.

– Что такое тату-нажопник? – спросил Недертон.

– У нас его нет, – ответил Коннер.

– У нас и бедер нет.

– Да и жопы, – сказал Коннер. – У меня была когда-то такая телка.

– Зачем они нужны?

– Мы летим штурманом с Верити и Мануэлой, не говоря уже о Верджиле и братане Диксоне. Зарядка тут ни при чем, просто мне нужны обе руки свободными.