— Тогда еще была жива его жена, — напомнил Дронго. — Какое странное завещание. Совсем как-то не по-немецки. Ведь они прожили с женой много лет. Он должен был отметить, что хочет быть похоронен рядом со своей супругой. Тем более что тогда они были живы и никто не знал, кто уйдет первым. Ее похоронили на кладбище, а его тело кремировали. Это очень не по-немецки.

— Бывает, что человек боится захоронения, — отметил Герстер, — в моей практике такое случалось. Некоторые боятся, что их похоронят живыми. Это своего рода фобия.

— У генерала «Штази» могла быть такая фобия? — не поверил Дронго. — Давайте найдем нотариуса, который фиксировал завещание. И узнаем, насколько оно «старое».

— Как вы сказали вас зовут? — спросил Эльнер. — Я, кажется, где-то про вас слышал. Вы не тот самый Дронго, о котором ходит столько легенд?

— Нет. Тот придуманный персонаж из сказки, а я реальный человек.

В этот вечер Гейтлер наконец сообщил Дзевоньскому, какую премьеру он выбрал. С этого момента начался новый этап их совместной операции.

— А я уже нашел человека, который может провести рекламную кампанию, — отозвался Дзевоньский, — его характеризуют как гения в области рекламы. Холмский Аркадий Яковлевич. Я попросил собрать о нем материалы. Ему шестьдесят лет. Он четырежды был женат, трое детей от разных браков. Провел несколько рекламных кампаний. У него небольшая фирма, где работает он сам и несколько сотрудников. Однако фирма лишь ширма для его истинных талантов. Он умело проводит разные рекламные кампании, в том числе пиар-акции для разного рода политиков — депутатов, сенаторов, губернаторов. Говорят, этот человек отличается поразительной неразборчивостью в средствах ради достижения своей цели. Он вхож в самые различные круги, среди его знакомых даже члены правительства…

— Возможно, подходящая кандидатура, — согласился Гейтлер, — но вам нельзя с ним встречаться. Слишком опасно. У вас есть подходящий кандидат? Только не говорите мне про вашего Гельвана. Он наверняка исполнительный помощник, но абсолютный кретин во всем, что касается мозговой деятельности. Нужен другой, более гибкий и толковый человек.

— У меня есть такой. Он хорошо говорит по-русски. Работает корреспондентом западных изданий в Варшаве. Я вызову его и поселю в «Метрополе», где он сможет встретиться с Холмским.

— Как его зовут?

— Ежи Курылович. Он достаточно известный журналист в Польше. Мы с ним давно знакомы.

— Он знает ваше настоящее имя?

— Разумеется, нет. Я для него пан Дзевоньский, коммерсант из Западной Европы. Почему вы спрашиваете?

— Я в который раз напоминаю вам, что решающее условие выполнения поставленной задачи — это абсолютная секретность. Ваш туповатый помощник Гельван знает о нашем существовании. Это уже неприятно.

— Мой «туповатый помощник» блестяще провел операцию по вашему «убийству», — недовольно напомнил Дзевоньский. — Тогда вы были довольны.

— Тогда да. Но я подозреваю, что он всего лишь точно выполнил ваши и мои распоряжения, что, согласен, тоже неплохо. Тем не менее он знает обо мне и знает о том, где мы с вами живем. Плюс четверо ваших «наблюдателей», плюс наши охранники, кухарка, горничная, плюс водитель, который возит меня, и водитель, который возит вас. Пальцев одной руки не хватит, чтобы всех перечислить.