— Вы еще и расист? — беззлобно заметил Дзевоньский, усаживаясь напротив. — Не любите славян?

— Только в этом меня еще не обвиняли, — сообщил Гейтлер. — Я, между прочим, вступил в партию в девятнадцать лет. И не выходил из нее до самого последнего момента, пока мне не пришлось бежать из страны. А насчет расизма, это правда. Я вас не люблю, герр Дзевоньский, но не как представителя славянской нации, а как конкретного типа, который нанял меня на работу, угрожает семье моей дочери и следит за каждым моим шагом.

— Обмен любезностями закончен, — отмахнулся Дзевоньский. — Я все равно заказываю себе еду из города. У меня к вам есть один конкретный вопрос. Зачем вам нужны были деньги, если вы их не трогаете? Чемоданчик с деньгами стоит в вашей спальной комнате.

— А вы что, каждое утро их пересчитываете? — огрызнулся Гейтлер. Затем подошел к холодильнику и открыл дверцу. — Кажется, у нас закончилось пиво, — объявил он и выразительно посмотрел на Дзевоньского.

— А сосиски с капустой не хотите? — разозлился Дзевоньский. — Я сейчас позвоню, и нам принесут ящик пива. У наших охранников холодильник гораздо больше этого. Там две морозильные камеры. — Он достал телефон и набрал номер. Попросил одного из охранников войти в дом и принести пива. Затем убрал телефон и сообщил: — Сейчас принесут. Но вы не ответили мне насчет денег. Или вы нарочно спросили о пиве, чтобы уйти от ответа?

— Ваша подозрительность делает вас похожим на параноика, — пробормотал Гейтлер. — Я не трогал деньги потому, что мне они пока не нужны. Я просил эти деньги не для себя. Они необходимы мне для конкретной операции. И давайте на этом закончим. Больше не спрашивайте меня об этих деньгах. Когда будет нужно, они исчезнут из дома.

— Предположим. Но вы здесь уже целую неделю. И пока я не слышал от вас конкретных предложений. Кроме массы газет и журналов, которые вы ежедневно привозите, никаких других изменений я пока не заметил. Или я ошибаюсь?

— Неделя слишком короткий срок, герр Дзевоньский. Если хотите, давайте перейдем на польский, чтобы я мог называть вас паном. У меня пока нет никаких идей. Все слишком неопределенно.

— Семь дней, — напомнил Дзевоньский, — сто шестьдесят восемь часов. И вы ничего не можете нам предложить?

— Не могу. И не делайте удивленного лица, Дзевоньский. Такие операции готовятся по несколько месяцев.

Раздался звонок. Это охранник принес пиво и стоял перед входной дверью. Охранникам было запрещено входить в дом. Дзевоньский поднялся, вышел из кухни. Через минуту он принес упакованную связку пива и поставил ее на стол. Гейтлер удовлетворенно кивнул, достал одну банку. Потом открыл ее, наполнил кружку.

— Спасибо за пиво, — спокойно произнес он и продолжил ужинать.

— Не за что. Я жду ваших пояснений.

Гейтлер не спеша разжевал последний кусок, выпил пива, отодвинул тарелку, кружку.

— На кухне можно разговаривать или нам лучше вернуться в зал с камином? — спросил он по-русски.

— Лучше у камина, — согласился Дзевоньский.

Гейтлер аккуратно сложил всю грязную посуду в посудомоечную машину, включил ее. Затем, забрав банку пива, пошел в гостиную. Дзевоньский усмехнулся, покачав головой. Немецкая педантичность его всегда восхищала.