— Меня зовут Надежда, а тебя как?

Юноша ответил:

— А меня Борька. Борис…

И вновь повисла тяжелая пауза. Убивший нескольких человек маньяк продолжал робеть перед скромной девушкой, которую несколько минут назад выбрал себе в жертву.

Надежда все же опять сказала сама:

— Знаешь, это большой грех — совершить самоубийство. А вот помочь уйти из жизни… может быть хорошим выходом.

— Почему так? — спросил Борис, набравшись смелости.

— Видишь ли, мы здесь, на Земле, как в тюрьме отбываем свой срок. Каждому отмерено определенное количество лет. Нельзя сокращать то, что положено. Самоубийство — это как побег из тюрьмы. Оно карается там, на небесах. Будет новый, более жесткий срок, более мучительное существование в следующем воплощении. С физическими увечьями, в очень неблагополучной семье. Даже здесь, на Земле, самоубийц презирают. Православные их не отпевают. Раньше хоронили за пределами кладбищ. Но если смерть произошла не по твоей вине, то тогда другой подход.

— Кто тебе такое сказал? — поинтересовался Борис.

— Я сейчас живу в братстве. Там у нас настоятельница близка к Богу. Она учит нас, несмышленых.

— Но ведь все цепляются за жизнь, — возразил Борис. — Я хотел уйти, не смог. Хотя много страдал…

— Наш удел — страдать. Чем больше страдаем, тем быстрее придем к Нирване. Либо следующее воплощение будет более удачным.

Никогда раньше Борис не говорил с девушками о жизни. Но сейчас ему нравилось разговаривать, нервное напряжение потихоньку ослабевало, становилось комфортно с Надеждой, всякое желание причинить ей вред иссякло. Борису захотелось еще пообщаться с этой девушкой, он боялся, что она уйдет, и, чтобы продолжить разговор, спросил ее:

— А как ты попала в братство?

— Когда я из дома убежала, приехала стопом сюда. Денег не было, знакомых то же. Здесь ко мне подошли две женщины, рассказали о братстве, я пошла с ними. Приняли меня хорошо, так и осталась у них жить.

— А ты почему сбежала из дома? — спросил Борис.

— Меня отчим насиловал, — честно ответила Надежда. — Мать, влюбленная в него дура, знать ничего об этом не хотела. Когда я рассказала, она не поверила, наорала на меня, будто я сочиняю, чтобы опорочить ее мужа.

— И у меня злая мать, — сказал Борис. — Совсем меня не любит.

У парня все еще сильно колотилось сердце. Однако теперь это не было предвестником агрессии. Да и инстинктивное мучительное нытье страха, характерное для Бориса при общении с незнакомыми людьми, почти отступало.

Добрый светящийся взгляд голубых глаз Надежды мягко скользил по лицу подростка и успокаивал его. Девушка не спешила уходить, она спросила нового знакомого:

— Ты откуда?

Борис ответил не сразу. Он сначала подумал сказать, что местный. Назвать свой родной поселок не хотелось, все, что связано с ним, осталось в прошлом. Но соврать этой девушке парень не смог. Он вообще не умел сочинять. И назвал ближайший к его поселку город:

— Я из Тулы.

Надежда улыбнулась:

— Ты так морщил лоб, что я подумала, будто не можешь вспомнить. Ну, что же, хороший город. Недалеко от Москвы. Я еще с отцом приезжала к вам на экскурсию. Сама — коренная москвичка. Вернее, была ей. А как ты здесь оказался?