— Хм… Оказывается, Ибн Сауд не такой простак, каким может показаться…

— В делах политики король непреклонен.

В пяти метрах от скамейки была устроена кормушка для синиц с вырезанным окошком, и птицы, соблюдая очередность, залетали вовнутрь, чтобы полакомиться салом. При этом они не суетились, не слышно было даже писка. Абакумов невольно улыбнулся, подумав о том, что в Кунцеве даже птицы умеют соблюдать должный порядок.

— Что было дальше?

— Далее Рузвельт пообещал Ибн Сауду, что он как президент Соединенных Штатов не предпримет никаких враждебных действий по отношению к арабскому народу.

— Вот даже как. — Сталин вытащил трубку изо рта. Некоторое время он сжимал ее в ладони, обмозговывая услышанное, после чего вновь повернулся к Абакумову. — Насколько мне известно, у Рузвельта имелось соглашение с сионистами?

— Именно так, товарищ Сталин. У нас есть информация из очень достоверных источников, что Рузвельт полностью обязался всячески содействовать сионизму — официальным порядком, частным образом и даже по собственному убеждению.

— Получается, что он нарушил эти договоренности?

— Выходит, что так, товарищ Сталин.

Иосиф Виссарионович осуждающе покачал головой.

— Для человека его уровня и политического опыта это непоправимая ошибка. Как же он этого не понял?

— Скорее всего Рузвельт просто недооценивает существующую угрозу. Мы не исключаем вероятности, что Ибн Сауд предложил ему более конкретные вещи, например, доступ к арабской нефти. Это гораздо более существенные моменты, чем предполагаемая угроза.

На соседней аллее, спрятанной от взора густыми зарослями можжевельника, Абакумов рассмотрел движение, это охрана, взяв в кольцо беседующих, обходила территорию по периметру. Угроза отсутствовала, но инструкции следовало исполнять в точности.

— За время наших встреч с Рузвельтом я успел немного его изучить. Его можно убедить, если аргументы действительно будут сильными. По возрасту он приблизился к тому рубежу, когда уже грешно чего-то бояться. Он всерьез считает, что самое большое, что ему грозит, так это поражение на предстоящих выборах. Ведь за его плечами четыре президентских срока, вот он и перестал воспринимать опасность должным образом. А вы как считаете?

— Я полностью разделяю ваше мнение, товарищ Сталин! Я даже думаю о том, что ему грозит смертельная опасность. У меня имеются серьезные основания так думать. — Собравшись с мыслями, Абакумов продолжил: — После обещания, данного Рузвельтом королю Саудовской Аравии, его секретарь Гопкинс немедленно покинул переговоры, заперся в своей каюте и больше не выходил. А через три дня сошел в Алжире. Он даже не пожелал встречаться с Рузвельтом и через третье лицо известил президента, что не желает более находиться в его обществе и доберется до Америки другим путем.

— Вот оно как… Я прекрасно помню этого Гопкинса. Во время ялтинских переговоров он был буквально тенью Рузвельта. Да-а… Что я могу сказать? У Рузвельта отсутствует порядок в делах. Попробовал бы кто-нибудь из моих секретарей учудить что-нибудь подобное, так сразу получил бы десять лет без права переписки! — с иронией заявил Сталин. — При случае я посоветую Рузвельту, как нужно поступать в подобных случаях. — Немного помолчав, вождь задумчиво продолжил: — Хотя у меня есть основания предположить, что он просто не дотянет до Потсдамской конференции. — Хмыкнув, Верховный добавил: — Если бы ему, как мне в свое время, пришлось бы бороться с правыми и левыми уклонами в партии, то он не относился бы тогда наплевательски к подобным проступкам. А какие у вас будут соображения по этому вопросу?