Но Велес возражает:
— Коли бы пращуры оставили нам попробовать ту ольвину, то по прошествии лет и мы её непременно честили бы кислой… А ежели кислая та ольвина, что лучше всех была, то не значит ли это, что и эту следует тако же звать?
— А чтобы никто про это не сведал, — улыбается Леля-заревница, — с нею мы поступим точно так же!
— Как? Как именно? — вопрошаем мы.
И Велес-свят с Лелею отвечают:
— Мы её выпьем всю до последней капли!
И над озером Светлояровым снова разносится смех. А когда смеются Финист и Леля, мнится нам, что полыхают зарницы и набегают тучи…
Осень ненастная… Нет ещё наста! Но дождь всё льёт и льёт. Семь непогод на дворе! Осень поздняя и сеет, и веет, и крутит, и мутит, и ревёт, и сверху льёт, и снизу порошею метёт!
Это Зима-матушка близится… И идёт она с дочкою Снегурочкою. А рядом идёт и возлюбленный её Лель Сокольник, сын Лели-заревницы и Финиста-Сокола…
А вот уже и Осень с нами прощается, а Зима на пороге. И лёг мягкий первый снег, как пушок. И значит, пора уже лепить Снегурку, бабу снежную и нежную, да идти за ёлочкою в Берендеев лес.
— Ба-ушка, а ба-аушка… — тереблю я за рукав бабу Любу. — Расскажи о Снегурочке. Кто она такая?
— Кто Снегурка-то? Снегурка — девка снежная, к путникам нежная. Прохожих в ночь приваживает, в объятьях замораживает…
— А кем она деду Морозу приходится — дочкой аль внучкой? Разное про то говорят… И чаще внучкой её величают. Ну, раз дед Мороз — дедушка.
— Дед Мороз, леса хозяин, не Снегурочке дедушка, а нам. Мы сами — внуки его, хозяина лесного… Потому-то он и любит нас. Особенно маленьких детей, правнучат своих. Потому-то он и приносит подарочки…
— А кто же тогда Снегурочка?
— Снегурочка — дочка Мороза и царицы Метелицы. Дед Мороз и бабушка Метелица её из снега слепили. Волосы её из веток сплели.
— Совсем как мы во дворе снежную бабу… — замечаю я с улыбкой.
— Да, похоже, — кивает баба Люба. — Только у них лучше вышло. Дед Мороз и Метелица из снега могут любое чудо сотворить!
— Да уж у нас-то красавица получилась, — хохотнул Андрюха. — Вместо носа — еловая шишка, в руке метла, шляпка — из старого ведра.
Баба Люба улыбнулась:
— Да уж, где вам с ними тягаться-то… Мороз и Метелица слепили из снега такую красавицу, что ни в сказке сказать, ни пером описать…
— Красота и наряды — это ещё не главное, — возразила мама. — Снегурка-то из снега была слеплена. И значит, была холодна… Такая краса не греет…
— Что правда, то правда, — вздохнула баба Люба. — Сердце-то у неё было ледяное… Но ведь и оно растопилося… Открыл в сердце её родники любви Лель-свирельщик.
— Как же это ему удалось? — спрашиваем мы.
Баба Люба усмехнулась:
— Очень Лель был горяч, и любовь его жаркой была. И то ведь сказать, что был он сыном Лели-заревницы: красной девицы — любви царицы. А отцом у него был сам Огненный Змей. От отца и матери Лель унаследовал жаркое сердце, и растопило оно Снегуркино ледяное…
Тут все стали бабу Любу просить вспомнить старинные сказы об Огненном Змее, да о Леле-заревнице, и о Снегурке, дочери Мороза, и о прекрасном Леле-свирельщике.