А потом в воздухе по одной начали разгораться руны, которые Люк «складывал» в чашу, произнося заклинание. Шипение усилилось, а может это уже было игрой воображения, подкидывающего галлюцинации. Только с каждой новой руной Лине становилось все хуже. Это была не боль, о которой предупреждал ее Люк. Нет. Ей казалось, что сразу во все стороны из нее потянулись нити, которые вытягивают из нее жилы, а вместе с ними и жизнь. Хотелось закричать, но больше от ужаса. Только вот уста Лины были скованны молчанием, как ни старалась, разлепить их не могла. Слезы отчаяния подступили к самым глазам, но и они не смогли пролиться. Словно кто-то отключил на время проявление малейшей эмоции, чтоб не мешать чистоте эксперимента.
Ни разу в жизни ей еще не было так плохо. Изматывающе, одуряюще… Какая-то сила заставляла ее умирать и возрождаться, и так до бесконечности.
Сколько времени она находилась в аду, Лина даже примерно не могла бы сказать. В какой-то момент, когда она уже начала думать, что следующего возрождения не наступит, сильные руки подхватили ее и вытащили из ямы. Телу постепенно возвращалась чувствительность в горячих объятьях Люка. Он что-то шептал ей на ухо, покрывая лицо поцелуями, но Лина его не слышала, как ни напрягалась. Она едва удерживалась на ногах. Да и то, удерживал ее Люк, а не сама она.
— Пойдем отсюда, — эту фразу она расслышала и поняла первой.
Люк подхватил ее на руки и вынес из пещеры. Но в дом он не пошел, а направился к маленькой беседке. Голова кружилась все меньше, и Лина уже могла отчетливо видеть темный сад, освещаемый редкими фонарями.
В беседке Люк опустился на лавку и удобно устроил Лину у себя на коленях. Она обхватила его шею руками и прижалась лицом к груди. Наконец-то, к ней возвращались чувства и умения.
— Мне было очень плохо, — разлепила она губы и произнесла все еще не без труда.
— Я знаю, малышка, — крепче прижал он ее к себе. — Прости, что пришлось пройти через это.
Так они и сидели какое-то время. Люк укачивал Лину, как малое дитя, согревая руками и горячим дыханием. Она же размышляла на тему, что теперь знает, что такое юдоль не понаслышке. И дело было не в боли, а в нежелании жить, когда тебе так плохо. Это чувство выматывало и заставляло мечтать о смерти, оно лишало разума и рождало в голове неясные, но от этого не менее ужасные картины, оно порабощало, делая тебя жалким и безвольным.
— Это было ужасно! — передернуло Лину, и она поняла, что пришла в себя окончательно. Даже смогла выпрямиться в руках Люка и посмотреть ему в лицо. Но покидать его колени ей не хотелось. С ним в обнимку было очень приятно. Вот уж не подумала бы, что пережив такое, можно с легкостью испытать возбуждение, как только станет лучше. Ей даже стало немного стыдно за собственную реакцию, с которой не в силах была бороться. Близость этого мужчины и то, как он на нее смотрел, ее безумно возбуждало. — У тебя получилось? — спросила она, чтобы хоть что-то спросить, а не сидеть и пялиться на его губы, мечтая о поцелуе.
— Получилось, — задумчиво отозвался Люк. И кажется, мысли их были созвучны, потому что в следующий момент Люк приник к ее губам. — Я знаю, где искать брата, — сказал он, когда смог прервать поцелуй.