– Может, и нет, – отвечает Джером.

– Я ненавижу похороны. В первый раз я приехала в этот город на похороны, ты это знал?

Джером знал, но молчит, давая ей закончить.

– Умерла моя тетя. Мать Оливии Трелони. Там я и встретила Билла, на похоронах. Я сбежала и оттуда. Сидела за похоронным бюро, курила, чувствовала себя ужасно, и там он меня нашел. Ты понимаешь? – Наконец она смотрит на него. – Он меня нашел.

– Да, Холли. Я понимаю.

– Он открыл мне дверь. Дверь в большой мир. Помог прижиться в нем.

– Со мной та же история.

Она сердито вытирает глаза.

– Это просто долбаное дерьмо.

– Ты все говоришь правильно, но он бы не хотел, чтобы ты дала задний ход. Совершенно бы не хотел.

– Я и не собираюсь, – говорит она. – Знаешь, компанию он оставил мне. Деньги по страховке и все остальное пошло Элли, но компания моя. Одной мне не справиться, поэтому я спросила Пита, не хочет ли он работать со мной. Хотя бы на условиях частичной занятости.

– И он?..

– Он согласился, потому что пенсионная скука уже достала его. У нас все получится. Я буду отыскивать по компьютеру мошенников и авантюристов, а он будет их ловить. Или вручать им повестки в суд, если потребуется. Но все будет по-другому. Работать для Билла… работать с Биллом… это были самые счастливые дни моей жизни. Наверное, только эти дни моей жизни и были счастливыми. Я чувствовала… я не знаю…

– Что тебя ценят? – подсказывает Джером.

– Да! Что меня ценят.

– И правильно, – кивает Джером, – потому что ты была очень ценной помощницей. И остаешься.

Она придирчиво оглядывает посаженное растение, отряхивает землю с рук и колен, садится рядом с Джеромом.

– Он держался хорошо, правда? В самом конце.

– Да, – соглашается Джером.

– Ага. – Она слабо улыбается. – Так сказал бы Билл: не «да», а «ага».

– Ага, – соглашается Джером.

– Джером? Ты меня обнимешь?

Он обнимает.

– Когда мы впервые встретились – когда нашли программу, загруженную Брейди в компьютер моей кузины Оливии, – я тебя боялась.

– Я знаю.

– Но не потому, что ты черный…

– От черного хорошего не жди. – Джером улыбается. – Думаю, мы с этим разобрались еще в самом начале.

– Просто ты был незнакомцем. Человеком со стороны. Я боялась и незнакомых людей, и незнакомых вещей. До сих пор боюсь, но не так, как раньше.

– Знаю.

– Я любила его. – Холли смотрит на хризантему – яркий оранжево-красный шар на фоне серого могильного камня, на котором выбито: «КЕРМИТ УИЛЬЯМ ХОДЖЕС». И под датами: «ПОСТ СДАЛ». – Я так сильно любила его.

– Да, – кивает Джером. – Я тоже.

Она смотрит на него, на ее лице – испуг и надежда, и под седеющими прядями оно кажется детским.

– Ты всегда будешь моим другом, правда?

– Всегда. – Он сжимает ее плечо, пугающе хрупкое. За последние два месяца болезни Ходжеса она похудела на десять футов, хотя не могла себе этого позволить. Джером знает, что мать и Барбара поставили перед собой цель подкормить ее. – Всегда, Холли.

– Я знаю.

– Тогда почему спрашивала?

– Потому что так приятно услышать это от тебя.

Пост сдал, думает Джером. Тяжело это видеть, но все правильно. Правильно. И лучше, чем похороны. Быть здесь с Холли, в это солнечное утро конца лета, гораздо лучше.