Версия превращения человека в ворону и обратно еще менее правдоподобна, чем версия с одержимостью. Даже если отбросить предубеждение и здравый смысл. Куда при переходе из ипостаси в ипостась девается масса?! То-то и оно, некуда ей деться и неоткуда потом взяться.

Я машинально погладил ворону по перьям. Она ни капли не возражала, наоборот, довольно курлыкнула.

Заикаться про ее божественное происхождение я не стал. Мало ли, а вдруг Арраане моя догадливость не понравится?

Найдя, наконец, нормальное объяснение, я почувствовал себя лучше. Осталось понять, куда и как моя соня исчезает. Что-то мне подсказывает, что ответ настолько очевиден, что, когда я его получу, сам буду недоумевать, как не дошел до столь простого решения сразу же.

— Кар-р?

— Прости, задумался. Как насчет еще одного важного дела? Навестим вместе моего учителя? Герр Штрудиэль уверял, что не пострадал серьезно, но я хочу убедиться.

— Керр Крукрурер?!

— Герр Штрудиэль что? — не понял я вопроса.

А ворона вдруг закаркала, опрокинулась на спину. Я перепугался, что ей ни с чего плохо стало. Мало ли, судороги начались. Что я буду делать?! А потом присмотрелся и понял, что пернатая поганка просто бессовестно ржет, распластавшись на кожаном сиденье, раскинув крылья и дрыгая лапами от хохота.

— Что смешного? — поразился я.

Она еще громче захохотала-закаркала. Вот… поганка. Ну да ладно. И что она смешного нашла в имени учителя?

Я мысленно ругнулся и оставил пернатую в покое. Пусть развлекается, тем более что мы уже почти приехали.

— Эй, дорогая, хватит веселиться, на выход.

Ворона булькнула, невнятно каркнула и перестала дрыгать лапами. А потом и вовсе шустро вылетела из кареты и уселась на край открытой дверцы, с любопытством оглядываясь по сторонам. И что она собиралась рассмотреть, интересно? Вороны — дневные птицы, а сейчас ночь. Опять у меня режим сбился — днем отсыпаюсь, ночами работаю. Впрочем, не в первый раз, ничего страшного.

Я уже собирался позвать свою птичку и войти в здание Комитета, когда меня вдруг окликнули.

— Лорд Крайчестер!

Обернувшись на смутно знакомый голос и увидев генерала Альмуса, я слегка удивился. Что этот убежденный провинциальный сухопут забыл в портовом городе? Генерала я… недолюбливал. Во-первых, прямой как палка солдафон, ни гибкости мышления, ни желания хоть на шаг выйти за рамки воинского устава. Зато гениальный стратег. Дай ему роту, и он с этими тремя сотнями солдат чужую армию разобьет наголову. Преувеличиваю, конечно, но не сильно. Как его военная дальнозоркость сочетается с гражданской близорукостью, я вряд ли когда-нибудь пойму. Видимо, гениальные мозги набекрень в черепе лежат, в том и секрет гениальности.

Во-вторых, после коронации Кристины генерал чуть ли не демонстративно перебрался подальше от столицы. Предлог благовидный. Жена скончалась в родах, и он, как отец, должен взять на себя обязанности по заботе о ребенке.

Оп-па… А дочка-то личиком на папу похожа. Я вспомнил малышку. Так это была дочь генерала?! А… а ее-то как могли схватить? Генерал, по слухам, над девочкой трясся, хотя и воспитывал ее больше как мальчишку. Мне рассказывали, как генеральская крошка выпустила неугодному гостю фасолину из рогатки точно в глаз.